http://www.genocide.ru/enc/genocide-lit.htm
76. ГЕНОЦИД АРМЯН В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ.
Тема геноцида армян нашла свое отображение в армянской и мировой литературе. Армянская дореволюционная литература. Одной из основных тем армянской художественной литературы ХIХ в, стало изображение угнетения, произвола, насильственной ассимиляции и избиений армян. Уже в путевых заметках, исторической очерках, патриотических размышлениях Хачатура Абовяна (1809-1848) страна, лежащая по ту сторону Аракса, изображается как мрачный и жестокий мир, где «варвар-турок» — потомок Тимуров, монголо-татар и другие диких орд подвесил призрак насилия и ужаса на армянском небосводе и где армянский народ сохраняет свое существование «в пасти варваров». Начиная с 1830—60-х гг. в армянской печати преобладают сообщения о нападении турок и других мусульманских племен, о чинимых ими разбоях, насилиях, произволе. «В гаварах деспотия проливает армянскую кровь, угнетение удвоилось, ужасающее бедственное положение ежедневно приводит к жертвам» («Цахик», 1862, № 43). В своих элегиях «Лира и могила», «Вблизи от смерти», Мкртич Пешикташлян (1828—1868) описывает родной край как «разоренное безлюдье», где в кошмаре «черных ночей» слышно лишь зловещее бормотанье совы. «Вновь черные дни», «Глаза мои увидели лишь небо слез», «Одетые в пепел, впитавшие кровь черные земли», «Там, где царит ужас, печальные воспоминания», «Поля и горы одеты в туман», «Ах, попраны сердце и храм армянина», «Есть край такой, где катят горы слезы на берег мутной от крови реки...», — такой воспринимал Петрос Д у рьян (1851 — 1872) Армению. Насилие и физическое уничтожение приобретают еще более явственный и повсеместный характер в 1870—80-х гг., в особенности после русско-турецкий войны. Начинается период кровавой тирании султана Абдул Гамида II, когда преследование армян во всех своих проявлениях — изгнание, ассимиляция, разбой, грабеж, физическая расправа — становится государственной политикой, целью которой было самим фактом уничтожения армян снять Армянский вопрос с повестки дня европейской дипломатии, заявив, что «в Армении нет армян». Ставшее обычным явление — множество скитальцев, пандухтов — армянские писатели считали злом, угрозой существованию нации. Другую реальность геноцида приводил в своей книге «Торос Ахбар» Гарегин Срвандзтян (1840—1892): «В результате давнего насилия турок все армяне из Зиле говорят по-турецки, армянского совершенно не знают. Они безмерно страшатся турок и полностью порабощены ими... Дух нации умер, и время не смогло пробудить их луч жизни никогда не брезжил здесь... Действительно, турки в Зиле фанатичны и невежественны сверх меры, они — совершенные варвары; они пренебрежительно обращаются с армянами, не считая их за людей, лишают, отнимают, бранят, избивают, и армяне находят благоразумным терпеть и молчать, чтобы выжить, — если это можно назвать жизнью». По определению видного публициста Маттеоса Мамуряна (1830—1901) свобода в Турции реальна лишь «в могиле». Во всеобщем кошмаре господствующего беззакония «предводитель, наместник, следователь, дипломат, курд и черкес сговорились угнетать и уничтожать народы Малой Азии и Армении, дабы ускорить их гибель...»; они «взамен воды пьют кровь, взамен хлеба едят человеческое мясо, вместо постели ложатся на окровавленные трупы, а народ терпеливо ждет, подобно тому как ждут агнцы у ворот бойни...» («Аревелян мамул». 1879. № 202). Ужасы турецкой действительности получили меткие иносказательные и многозначительные характеристики в сатирических баснях, каламбурах, аллюзиях, притчах Акопа Пароняна (1843-1891). С этой точки зрения особенно примечательны «Дневник Ос-Оса» (1880). «Смех» (1883). «Шипки» (1875). В Турции истина «положена в гроб», а здравомыслие, объективность, искренность занесены в «список преступлений». «В гаварах армянам не обеспечена безопасность ни имущества, ни жизни, ни чести. Несчастных грабят, убивают, бесчестят, и в таком состоянии они с протянутой рукой просят милосердия». Паронян сравнивает положение армян в Турции с попавшим в свирепый шторм и ставшим игрушкой на гребнях волн кораблем, наполненным овцами, капитан которого позевывает, а рулевой, «бросив руль, почесывает голову». Трудно более исчерпывающе охарактеризовать положение армян в Турции, чем это сделано в одном из газетных сообщений Пароняна: «К счастью, сегодня нет вестей об арестах из Себастии. Я полагаю, что наместник уже арестовал всех армян Себастии, и, следовательно, на свободе не осталось никого, о чьем аресте нам бы могли сообщить. В Турции тюрьма... в тюрьме тюрьма» Преступления турок против армян составляют целый мотив в поэзии Рафаэла Патканяна (1830—1892). В стихотворениях «Плач мушцев», «Мушский скиталец», «Ванская молитва», «Один из тысячи», «Армянская кровь», «Стон турецкого армянина», «Две картины» и другие, поэт, призывая народ к освободительной борьбе, изображает Западную Армению как страну злодеяний, скорби и смерти, где турок «для прихоти своей» омывает свой меч в крови детей, где похоть султана утоляют армянские девушки, где лишившийся детей и дома старик в волнах моря находит свою могилу, где «разъяренный османец грозит жестокой смертью запуганному армянину», где дома, церкви, сады и виноградники армян бездушно предаются огню и т. д. Подлинно художественной энциклопедией государственно-политической системы Турции и трагического положения западных армян является творчество Раффи (Акоп Мелик-Акопян, 1835—1888). В своих путевых заметках, романах, эпистолярных произведениях он, анализируя социальную, правовую и экономическую жизнь Турции в ХIХ в., раскрывает уродливый облик феодальной, фанатичной религиозной тирании, трагическое столкновение цивилизации и варварства. Описывая ситуацию в Западной Армении, Раффи писал в романе «Джалаледдин» (1872): «В горах Армении на двух противоположных вершинах живут два народа: один, дошедший до последней степени рабства — армяне, и другой, находящийся в последней степени варварства — магометане»; последние действуют по животному закону — «бейте, жгите, грабьте до тех пор, пока не насытится ваша душа». В романе «Хент» (1881) Раффи выдвигает идею национального освобождения уже в реальных условиях совершающегося геноцида. Писатель показал, что религиозный фанатизм турок выходил за границы варварства, формировалась психология геноцида. Идея геноцида, грозившего армянам, прослеживается и в сюжетных линиях романа «Искры» (т. 1 — 2, 1883—87). В очерках «Персы», «Курды и турки» Раффи показал ту этническую среду, которая окружала армян. В отличие от набегов варварских племен, турок, представлявший государство, действовал совершенно целенаправленно: чтобы не оставить ничего другим, он сжигает целые деревни и разоряет города предает огню жатву, превращает страну в пустыню. В последнее десятилетие ХIХ в. положение армян в Османской империи становится еще более невыносимым. Следуют массовые аресты армян, запрещено употребление самого названия «Армения». От Административных и правовых ограничений султан Абдул Гамид II перешел к истреблению армян. В 1894—96 турецкие погромщики организовали резню армян почти во всех местностях Западной Армении, вырезали свыше 300 тыс. человек. Это явилось прелюдией к геноциду 1915. Начинается новый этап армянского национально-освободительного движения. Возникают национальные политические партии, в программах которых освобождение Западной Армении от турецкого владычества становится главной задачей. В Западной Армении появляется фигура фидаи — народного мстителя, справедливая борьба которого отмечена примерами самоотверженности и героизма. Восточноармянские круги озабочены проблемой освобождения Западной Армении. оказанием помощи армянскому национально-освободительному движению. Все эти важные события придали определенную направленность национальной идеологии: пресса и литература разоблачали турецкое насилие, документально и художественно отображали армянское движение сопротивления. В литературе появляется образ армянского революционера (Левон Шант, Ервапд Отьян, Аветис Агаронян); в поэзии возникает мотив фидаи (Аветик Исаакян. Сиаманто), звучат отголоски рухнувших романтических грез, переживается безмерное армянское горе (Ованес Туманян, Иоаннес Ноаннисян). Тема западноармянской действительности занимает широкое место в ранних произведениях Вртанеса Папазяна (1864-1920). В цикле рассказов и очерков под заглавием «Очерки из жизни турецких армян» (1904), «Письма из Турецкой Армении» (1889) писатель отобразил болезненные явления социальной и национальной ситуации Западной Армении («Янычар», «Праведник Егго»), разнузданный произвол турецких сатрапов («Суд праведный», «Шахна», «Аджи-ага»). Выражением идеи армянского освободительного движения стал роман Перча Прошяна (1837-1907) «Начало родовых мук» (1892). Выдвигая программу вооруженной самообороны писатель вовлекает в сюжет романа факты разобщенности и распыления западных армян, символизируя в потрясающем изображении разорения села Пейтум, в образе призрака Мурада гибель целого народа. Ужасами геноцида армян пронизан художественный мир Аветиса Агароняна (1866-1948). Писатель изображает не столько конкретные эпизоды турецких варварств, сколько мучения и боль их жертв, печаль потерь, смертельный ужас. В повестях и рассказах «Кусочек хлеба», «Башо», «Матери», «Черные дни», «Рашид», «Урок жизни», «Слепцы» и других писатель описывает картины бегства, голода, лишений, несчастья, показывает, что атмосфера армянской жизни пронизана душераздирающими стенаниями и плачем. Действительность — это сплошной кошмар матерей, лишившихся своих детей, умирающих голодной смертью младенцев, сумасшедшего бреда и мольбы. Образы А. Агароняна вводят в литературу мир армянской действительности и судьбу армян — на фоне трагического столкновения цивилизации и варварства, и, как таковые, представляют исключительную ценность в аспекте постижения феномена зла, антропологического и биопсихологического этнического гена. Наряду с темой национальной трагедии и скорби в армянской литературе появляется и тема мести. Во многих рассказах и повестях В. Папазяна, А. Агароняна, Р. Зардаряна и другие писателей герои клянутся отомстить, покарать турецких злодеев, пусть даже ценой собственной жизни. Антиармянская политика султана Абдул Гамида II не оставляла никаких иллюзий относительно уготованной армянам судьбы. Тревога за будущее нации пронизывает творчество многих армянских писателей. Центром внимания армянской интеллигенции становится провинция, т. к. именно там находился эпицентр национально-освободительной борьбы. Формируется новое направление, т. н. «литература провинции (гавара)». В художественных образах Тлкатинци (1860—1915), Рубена Зардаряна (1874- 1915), Арташеса Арутюняна (1873— 1915) и других писателей открывается новый мир — старинная патриархальная действительность, рассыпающаяся под ударами обрушившихся несчастий, где народ теряет свою землю, а родина становится «кровавой и враждебной» (О. Туманян), где нет безопасности личности и имущества, нет закона и права и где во всеобщей атмосфере наглого глумления и произвола расшатываются нравственные ценности и вытесняются вековые принципы традиционного уклада. Приходящими из родного Акна зловещими вестями вызваны поэтические представления Сиаманто (Атом Ярджанян, 1878—1915). В кошмарных видениях является поэту растерзанная родина, и вопль ужаса трансформируется в стихотворение: «Резня, резня, резня... Перепачканы варвары кровью умирающих и погибших...». Вступив в ряды партии Дашнакцутюн, он под влиянием ее идей вырабатывает свои национально-освободительные убеждения и выступает как поэт идеи. Предрекая восход зари восстания, отмщения и победы, Сиаманто в стихотворных циклах «Героическое» (1902) и «Сыны Армении» (1905. 1906, 1908) воспевает армянскую революцию и ее героев, их готовность к самопожертвованию ради освобождения родного народа. Сиаманто был одним из немногих, кто разглядел в младотурках будущих палачей армянского народа. Предчувствия поэта отражены в стихотворном цикле «Кровавые вести от друга» (1909). названном Варужаном «талантливым воспеванием преступления». Размышления о судьбах армянского народа сформировали поэтический мир Даниела Варужана (Чпугкярян Д., 1884-1915). Еще будучи студентом Гентского университета он заявлял, что является «революционером по убеждениям», следующим образом истолковывал идею поэтического цикла «Сердце племени» (1909): «...это совпало с тяжелыми для нашего народа временами, 1904—1907 годами, когда армяне метались в кошмаре голода и резни, и я не разрешил себе предаваться личным переживаниям, приказал душе молчать, заставил себя воспевать сердце народа, чье биение слышал в себе, в пульсации собственной крови». Одними из наиболее выразительных в ряду произведений армянской литературы о геноциде являются стихотворения Д. Варужана «Резня» и «Пепел Киликии»; первое из них относится к резне армян в 1894—96, а второе повествует о злодеяниях младотурок в Адане (1909). «Резня в Киликии сдавила все во мне, — писал Варужан, — кровью плачет душа нации, всякая весть из сожженных городов горячим пеплом посыпает мне сердце и голову». Происходившие события, отмечал Варужан, опровергли аморальную точку зрения о том, что «турки, мол, от природы добры», а первопричиной зверств является «неблагоразумие армян». Трагедия геноцида и освободительная борьба заставляют армянскую идеологию и литературу искать пути сохранения нации. Одним из главных направлений национального мышления становится признание самобытности армянского духа, способного противостоять всем превратностям судьбы. В прозаических произведениях Левона Башаляна (1868—1943), Р. Зардаряна, Тиграна Чёкюряна (1884—1915), Онника Чифте-Сарафа (1874—1922) идея самобытности армян и созидательной природы армянского духа получает философское осмысление. Оружием армянской нации признается стремление к познанию, знанию, прогрессу, победе: это всегда помогало выжить. Художественным отражением обновления национального духа стало т. н. языческое движение, призванное возродить нацию физической мощью языческих богов, вернуть ей прежний культ силы и красоты. Ярким выражением этого литературного течения явился цикл стихов Д. Варужана «Языческие песни» (1912). Обращение к язычеству, по словам поэта, должно было служить «преодолению оцепенения, охватившего людей после ужасов резни, стремлению хоть на минуту вывести их на простор мечтаний и, отведя взор от крови, дать увидеть солнце». В политической атмосфере Турции все более сгущались тучи над армянским народом. Предчувствия становились все тревожнее, особенно в канун первой мировой войны. «Горе армянскому народу, — писал Григор Зограб, — если вспыхнет общеевропейская война, то турки под руководством Иттихада несомненно примкнут к Германии, и тогда смертельная опасность нависнет над турецкими армянами». Неизбежное произошло. Воспользовавшись начавшейся войной, правительство младотурок осуществило геноцид армян. Жертвой этого беспрецедентного в истории преступления стали также армянские писатели Григор Зограб, Сиаманто, Даниел Варужан, Рубен Зардарян, Тлкатинци, Рубен Севак, Арташес Арутюнян, Тигран Чёкюрян, Смбат Бюрат и многие другие. Армянская литература с глубокой скорбью отозвалась на неимоверное горе народа. «Простерта родина моя в крови», «В крестном страдании, кровью залита», «Народ мой в горе, страна — в беде», — так пережил национальную трагедию родного народа Ваан Терьян (1885—1920), но, веря в возрождение, призвал из глубины веков «Страну Наири», как символ вечности: «Ты, как феникс, восстанешь из пепла, с новой славой и красотой». «Мир праху, сироты мои, нет окончанья бедам, как в век пещерный, человек остался людоедом». — оплакал невинные жертвы Ованес Туманян, но и оповестил мир о том, что «Армения должна заговорить», что она будет говорить «решительно и с чистой совестью, как может говорить народ, который жил с лучшими человеческими стремлениями и все отдал и отдаст во имя свободной жизни» Пережитый армянским народом геноцид потряс национальную психологию армян, отложился в их исторической памяти, отразился в литературе, лучшие произведения которой стали памятником погибшим и предупреждением живущим.
Армянская советская литература. В годы становления армянской советской литературы одной из главных форм отражения геноцида стала тема детства, детских воспоминаний. В произведениях Ваана Тотовенца (1894—1938) тема геноцида армян непосредственно не затрагивается, но автор изображает жизнь и быт своего родного Харберда, которым суждено было исчезнуть навеки в результате геноцида армян («Голуби», 1934, «Голубые цветы», 1935). Вершиной творчества В. Тотовенца стала мемуарная повесть «Жизнь на старой римской дороге» (1933), в которой воскрешается родина писателя — поселок в Западной Армении, расположенный на старой римской дороге. Воспоминания придают произведению глубокую лиричность, не заслоняя однако его реалистической сущности. В этом произведении Тотовенца еще нет попытки анализа, поскольку умонастроения того времени не поощряли этого. Однако эти произведения, как и «Сады Силиктара» (1935) Запел Есаян (Ованесян 3. М.. 1878-1943), изображая Западную Армению и жизнь западных армян, заставляли читателя задуматься о судьбе этой части армянского народа. Среди мемуарной литературы особенно выделяется трилогия Гургена Маари (Аджемян Г., 1903—1969) «Детство», «Отрочество» (1930), «Юность» (1950). В первой части отсутствуют анализ и широкие обобщения, но непосредственность воспоминаний по-своему передает предгрозовую атмосферу накануне геноцида, быт родного Вана — древнего армянского города, которому вскоре предстояло обезлюдеть: после героической самообороны в 1915 тысячи жителей лишатся родного очага и станут беженцами. Автор изображает патриархальную армянскую семью, которая, несмотря на свое горе, сумела сохранить теплоту человеческих отношений. Две другие части трилогии повествуют о самом переселении (Г. Маари первым в армянской советской литературе изобразил резню и переселение) и о жизни в сиротском приюте, дополняют многими характерными чертами представления читателя о Республике Армении. В 1920-30-х гг. новую линию отображения национальной катастрофы в литературе наметил Аксел Бакунц (Тевосян А., 1899—1937). Он описывает тех западных армян, которые, попав в Сюник, становятся участниками происходивших там перемен. Спасшиеся по время резни люди упоминаются в разных произведениях писателя, в частности — в рассказах «Лар-Маркар», «Абрикосовая свирель». «Ксри Даво». Азро из «Абрикосовой свирели» олицетворяет боевой дух западноармянских горцев, которые отважно сражались за свою свободу. Азро намерен передать свою абрикосовую свирель — символ освободительной борьбы — по наследству «храброму, как орленок, внуку». В армянской советской литературе первых десятилетий Егише Чаренц (Согомонян Е., 1897—1937) был единственным, кто в своих поэмах «Хмбапет Шаварш» (1929) и «Видение смерти» (1922) осмыслил и обобщил опыт последних десятилетий жизни армянского народа, деятельность национальных партий, осветил следовавшие друг за другом акты резни. В 1930-е гг. в Армении, как и во всей стране, набирали силу политические репрессии. Нетерпимым стало отношение к любым проявлениям национального мышления: оно однозначно квалифицировалось как национализм. Все упомянутые выше писатели были удалены с литературного поприща: Г. Маари отделался ссылкой, остальные погибли. Тема геноцида надолго стала запретной. В созданной в период Великой Отечественной войны армянской литературе были отдельные упоминания о резне и депортации армян (рассказ Р. Кочара «Сестра генерала»), В первые послевоенные годы было создано несколько произведений мемуарного характера о событиях в Западной Армении («Кошмарные дни» Г. Степаняна. 1945). Но в те годы было невозможно более или менее правдиво и полно говорить о геноциде, об освободительной борьбе армянского народа. Роман Хачика Даштенца (Тоноян Х., 1910—1974) «Ходедан» (1950) стал наиболее ценным произведением своего времени о Западной Армении, ее жителях, отважных и патриархальных горцах Сасуна. Лишь после ХХ съезда КПСС, когда советское общество стало освобождаться от идейных и политических пут сталинизма, тема геноцида и национально-освободительной борьбы армянского народа заняла достойное место в армянской советской литературе. Тема эта в наибольшей степени была прочувствована поэзией. Одним из первых произведений стала поэма Наири 3арьяна (Егиазарян А., 1900—1969) «Первая копна» (1955), в которой отражены воспоминания писателя о родном селе — Хараконисе, резне и переселении. Тема воспоминаний была подробнее развита в неоконченном мемуарном романе «Вторая жизнь» (1960-е гг.). первая часть которого была посвящена родному селу, резне, жизни в приюте для сирот, описанной также в другие романе — «Господин Петрос и его министры» (1958), где изображена и политическая жизнь Армении. Поэма Н. Зарьяна «Сказание о полководце Андранике» (1955—62) — одно из первых в армянской советской литературе произведений о драматической судьбе национального героя Андраника Озаняна; здесь писатель размышляет о перипетиях исторического пути армянского народа. Значит, достижением армянской поэзии явилась поэма Паруйра Севака (Казарян П., 1924-1971) «Несмолкающая колокольня» (1959), в которой отражена история жизни великого армянского композитора Комитаса. Однако поэма П. Севака — не только и не столько биография Комитаса, сколько эпическое полотно народной жизни. В ткань поэмы вплетены подлинные строки стихов, песен и псалмов, обработанных Комитасом. Композиция поэмы включает шесть больших частей (трезвонов), которые в свою очередь делятся на главы (звоны). Такое наименование частей и глав диктуется самой сутью поэмы, являющейся своеобразной поэтической симфонией на тему жизни Комитаса— человека, разделившего с народом самую страшную трагедию в его многовековой истории. Воплощение образа Комитаса позволило поэту впервые в армянской советской литературе полным голосом сказать о геноциде армянского народа, поразмыслить о его прошлом, настоящем и будущем, о нравственных ценностях всего человечества. В целом новому этапу отражения геноцида в армянской советской литературе, начатому поэмой П. Севака, характерно стремление к нравственному осмыслению событий. Севак время от времени повторяет известные строки Сиаманто: «Явись, справедливость, явись ко мне, чтоб плевком я украсил холеный твой лоб!». Тема совершенной в отношении армянского народа исторической несправедливости становится одним из главных мотивов поэмы, но она не заглушает ни тему духовной силы народа (из поэмы явствует, что творчество Комитаса само по себе является одним из высочайших взлетов этих сил), ни исторического оптимизма. Другая поэма Севака, посвященная геноциду, написана в 1965, в канун 50-летней годовщины со времени резни, и называется «Трехголосый молебен». В ней также присутствует музыкально-симфоническое начало. Обращение к памяти жертв, протест против безразличия цивилизованного мира и вера в возрождение — такова идейная основа этого произведения. Монументальную поэму на тему геноцида - «Дантеида армян» (1965) — создал Ованес Шираз (Карапетян О., 1914-1984). По своей форме эта поэма продолжала традиции «Дантовой легенды» Е. Чаренца. Шираз не избегает описаний ужасающих подробностей резни, упоминает различные гавары Западной Армении, героев армянского освободительного движения. Поэма написана торжественным, патетическим стилем. В центре ее — вновь сложная судьба армянского народа, полная трагических изломов, с его непреклонным желанием жить и существовать в веках. Во всем творчестве Шираза, особенно в послевоенный период, звучит тема армянской трагедии, плененного Арарата, потерянных городов и сел, веры в победу справедливости. Иначе расставлены акценты в поэме Сильвы Капутикян (р. 1919) «Раздумья на полпути» (1961). Она почти не останавливается на теме самого геноцида, который становится отправной точкой для размышлений поэта. С. Капутикян больше интересует тот путь, который еще предстоит пройти ее нации: как должен относиться народ к мрачным страницам своей истории? «Ты жизнью отомстишь за все страданья!» — вот основной вывод поэмы, призыв, с которым обращается С. Капутикян к своему народу. Эта поэма ознаменовала начало целого этапа в творчестве С. Капутикян, который продолжается по сей день. Была создана публицистическая трилогия, посвященная армянский диаспоре, в первой книге которой — «Караваны еще в пути» (1964) рассказывалось об армянских общинах Ближнего. Востока. Впоследствии появились два объемистых тома, посвященных общинам Европы и Америки; «Меридианы карты и души» (1976). «И снова те же меридианы» (1989). В циклах стихов последних лет («Зима наступает», 1983) поэт вновь обращается к вопросам истории армянского народа, пережитой им в ХХ в. трагедии. Рачья Кочар (Габриелям Р., 1910— 1965) в повестях «Наапет» и «Тоска» (сборник «Белая книга», 1965) с большой силой показал трагедию спасшихся во время резни западных армян. Сюжет повести Мушега Галшояна (Манукян М., 193.3 1980.) «Дзори Миро» (1969) внешне напоминает «Наапета» Р. Кочара. Миро, так же, как и герой Кочара, спасшись в аду резни и потеряв семью, приходит в Армению, пытаясь начать жить заново. Но вместе с тем Миро глубоко отличается от Наапета: он тяжело переживает не только потерю своих родных и народа, но и те нравственные увечья, что причинили резня и депортация народу с его незыблемыми в веках устоями. И Миро в обиде на свое окружение, свой народ за то, что он не смог оказать сопротивления погромщикам, и на все человечество за то, что оно не помогло армянам в их правом деле. В 1960—80-е гг. геноцид армян становится одной из центральных тем армянской поэзии; ей посвящают свои стихи и поэмы Амо Сагиян, Ваагн Давтян, Геворг Эмин, Маро Маркарян. Рачия Ованесян и другие поэты. При разработке темы геноцида и освободительного движения в армянской прозе уделяется внимание проблемам нравственности и урокам истории. В армянский прозе последних десятилетий особое место занял роман Хачика Даштенца «Зов пахарей» (1979). Название романа отражает его главные идейные установки: борьба фидаи была борьбой армянских тружеников за право народа на существование, во имя высоких идеалов трудящегося человека. Все фидаи были простыми людьми, оторванными волей жестокой судьбы от своего повседневного созидательного труда землепашцев: не признавая в своей борьбе нравственных компромиссов, своей неуступчивостью доходили порой до неистовства. Роман Х. Даштенца охватывает события нескольких десятилетий — с начала движения фидаи и до 30-х гг. нашего столетия. Действие происходит в период между кульминацией движения фидаи и младотурецким переворотом (1908). Некоторая часть армянских общественно-политических кругов подалась на обещания младотурок, основные силы фидаи были разоружены и спустились с гор: в 1915 западные армяне оказались беззащитными перед лицом турецких банд. Во время резни и депортации народа фидаи помогали соотечественникам, но это было далеко не то, что могли бы сделать их вооруженные отряды. Часть фидаи перешла в Восточную Армению, посвятила себя возрождению Советской Армении, но и здесь их стали преследовать, обвиняя в пресловутом национализме... Роман Х. Даштенца — не простое изложение фактов; история и легенды переплетены здесь так, как они переплетены в реальной жизни героев, в жизни народа, рождающего этих героев. Это обстоятельство придает роману эпический характер, связывая его с вековыми традициями армянского народного эпоса. Ряд армянских прозаиков в 1960-х гг. и позднее отдавали предпочтение политическому анализу событий. Первым про изведением такого направления стал роман Гургена Маари «Сады горят» (1966), в котором изображались жизнь, быт и обычаи Вана; роман стал достижением армянской художественной прозы. В переработанном варианте романа автор показал подлинные намерения правящих кругов Турции в отношении армянского народа, описал героическую самооборону Вана. Степан Аладжаджян (р. 1924) в романах «Тростник не склонился» (кн. 1, 2. 1966-67) и «Незарубцевавшаяся рана» (1989) также касается политических обстоятельств, обусловивших трагедию армянского народа. К политическому роману по своей сути примыкают произведения Серо Хянзадяна (р. 1915) «Говорите, горы Армении» (1976) и «Андраник» (1989). В первом из них изображена турецко-армянская война, когда кемалисты, продолжая политику младотурок, пытались покончить с Арменией. Второй роман посвящен жизни и деятельности национального героя армянского народа полководца Андраника. В пьесе Перча Зейтунцяна (р. 1938) «Встать, суд идет!» (1981) рассказывается о суде над народным мстителем Согомоном Тейлеряном, свершившим акт возмездия над одним из главных организаторов геноцида армян Талаатом. В ней рассматриваются проблемы нравственных побуждений геноцида и возмездия. Пьеса того же автора «Великое безмолвие» (1985) повествует о жизни и трагедии поэта Даниела Варужана. Роман П. Зейтунцяна «Последняя заутреня» (1989) посвящен талантливому прозаику Григору Зограбу. В романе дана панорама культурной жизни армян Константинополя в конце ХIХ—начале ХХ вв., отражен ход основных исторических событий этого времени. К событиям 1915—20 гг. обращались в своем творчестве также писатели Ахавни, Арутюн Мкртчян, Ованес Мелкнян, Абиг Авакян, Вахтанг Ананян и другие. Тема геноцида армян занимает прочное место в армянской советской литературе; каждое новое поколение армянских писателей вносит свой вклад в художественное осмысление этого события, во многом определившего не только дальнейший ход истории армянского народа, но и особенности его мировоззрения.
Армянская зарубежная литература. Бедствия армян в период геноцида, на протяжении 1915— 23, сформировали в зарубежной армянской литературе новое направление — литературу о геноциде, которая отражала стремление переживших его поколении осознать происшедшее, проанализировать, истолковать его — для того, чтобы жизнь была продолжена, чтобы стало возможным выживание. Литература о геноциде заключает в себе не только произведения, ставшие первой реакцией переживших геноцид, но и произведения того поколения, которое осиротело в результате этого бедствия и начинало свою литературную деятельность в спюрке (диаспоре) уже после него. Писатели этого поколения, будучи представителями сформировавшейся уже в условиях спюрка армянской интеллигенции, унаследовали боль и горечь геноцида и также стремились дать объяснение пережитой армянским народом трагедии. На своем начальном этапе, т. е. на протяжении первого десятилетия после 1915, литература о геноциде преимущественно повествовала о трагедии, описывала ее. В стиле преобладали эмоциональность, безмерная печаль, выражение скорби и страданий. Авторы под тяжестью болезненных воспоминаний, пережитого кошмара старались изобразить трагедию армян. Произведения Микаэла Шамтаджяна «Дань армянской мысли геноциду», М. С а лб и «Наш крест», Григориса Палакяна «Армянская Голгофа», Габтан «Горемыка», К. Габриеляна «Егернапатум», Арсена Ерката «.Памятник пустыни», Б. Позаджяна «Из тюрьмы Чангри» и другие— простые и незатейливые свидетельства, лишенные подчас художественных достоинств но всегда искренние; эти произведения — плод глубокой боли и душевного смятения. Более сложны те художественные воплощения геноцида, в которых авторы не только приводят описание геноцида, но и пытаются осмыслить его. В 1915 в Каире была издана «Кровавая книга» Сурена Партевяна, в которой автор слил воедино гонения на армян в предшествовавшие геноциду годы и свои впечатления от кровавых событий. Геноцид армян, будучи тщательно спланированной и последовательно осуществленной акцией, редко давал возможность для самообороны и вооруженного сопротивления. Освободительная борьба армян трех предшествовавших десятилетий была сведена практически на нет коварными кознями турок. Весной 1915, на фоне разнузданных погромов и резни, вооруженное сопротивление было редкостью, но именно эти редкие примеры вдохновили литературу, получили в ней художественное воплощение. «Кровавая книга» С. Партевяна преследует простую цель — восхваление вооруженной борьбы, прославление идеи отмщения. Образы Сасунци Саро, Дали Баба, Тиграна, Аро в повестях и рассказах Партевяна — это исполины, стремящиеся к отмщению. Именно эти идеализированные богатыри олицетворяют образ настоящего армянина, который должен бороться с врагом так, как боролись с ним в свое время Гайк, Ара, Тигран Великий... Пронизанные ужасами геноцида повести Партевяна «Бессмертное пламя» и «Прозвучал набат» также проповедуют идею вооруженной борьбы, призывают не ждать милости от турок, а бороться, встав на путь самообороны. Герой повести «Бессмертное пламя» Арсен также считает единственным выходом восстание, мятеж, сопротивление. Он критикует Атома, который все еще верит в добрую волю младотурок, мирное сосуществование армянского и турецкого народов, что было проблематично уже после резни 1909 в Киликии. Образ Атома обусловил новую тематическую направленность в литературе о геноциде. В его образе представлены те армяне, в том числе и интеллигенция, которые даже в условиях реальной опасности не могли или не хотели видеть действительности — зревших планов целенаправленного геноцида. «Депортация, безусловно, принесет нам жертвы, но, в конце концов, это не всеобщая резня... Многие выдержат, переживут, будут жить...». Было бы упрощением считать такой образ мыслей одной лишь наивностью. Атом Партевяна или Артик Варжапет у Акопа Ошакана («Осколки», 1933), который был убежден, что «армянам нет спасения вне Турции», судят так не по наивности или политическому неразумению. Причина в другом: исходя из инстинктивного сопротивления и самозащиты, они отказывались верить в реальность, которая выходила за рамки допустимых человеческим воображением ужасов и страданий. По мнению писателя, думающие и действующие таким образом достойны критики, они несут ответственность за судьбу армянского народа. Для автора важно найти объяснение тому, почему не было осуществлено или не дало результатов вооруженное сопротивление армянского народа. Если, по мнению А. Ошакана, армянам «изменила не их способность сражаться, пользоваться оружием, а земля, море турок, в котором армяне не смогли остаться даже островом», то Партевян направляет свой взор вовнутрь и критикует организацию общего сопротивления армянского народа. В армянской зарубежной литературе начального периода мало произведений, в которых изображался бы турок — подлинный автор совершенных преступлений и злодеяний. Одним из редких исключений явилась повесть Партевяна «Бессмертное пламя». Сборник Акопа Ошакана «Победная императорская песня» (1920), занимает характерное место в литературе начального периода о геноциде благодаря попытке разработать образ турка и своеобразной манере повествования: здесь рассказчиком о событиях геноцида выступает не автор. Так, рассказ «Орлы» написан от имени парящих в небе и привлеченных запахом крови орлов. В центре рассказа «Возмущенная совесть» — уничтожение целой деревни, а рассказчиком выступает родник — свидетель резни. Другой рассказ («Тан-тан») — впечатления спасшегося во время резни 5—летнего ребенка. Ошакан намеренно стремится судить издалека, рассматривая геноцид армян с точки зрения его исполнителей и участвующей толпы турок. Еще более углубился автор в изучение сущности, психологии, инстинктивных побуждений турок в последующих своих работах — «Дырявый бурдюк», «Осколки», «Аджи Абдулла» и другие Ошакан пытается объяснить, почему «турки — от епарха до деревенского пастуха с глубочайшим спокойствием восприняли указание об уничтожении», и дает ответ: «Это был зов давних инстинктов, столь близкий им» («Панорама западноармянской литературы», т. IХ). И вывод: «Есть не только преступные люди. Есть преступные племена. И турки не отказали себе в этой чести» (там же). Поэт Ваан Текеян (1887—1945), получивший признание в годы, предшествовавшие геноциду, был одним из немногих деятелей армянской культуры, кому посчастливилось избежать геноцида. В его стихах, написанных сразу же после геноцида — неизбывная боль, бессильное стенание. Стихотворение «Там— ужас» (1916) выражает страдания поэта, когда «гибнет, уничтожается целая нация». Реальность выходит за рамки человеческого воображения, ее невозможно объяснить: «Как можно описать этот ад?». Жалобы на бога повторяются как в этом, так и в другие стихотворении — «Мы должны сказать Богу» (1917). Открытое указание на турка, как на палача и врага, редкость у Текеяна. Одно из таких немногих стихотворений — «Должен пасть» (1914) пронизано яростью, поэт проклинает турка. В цикле «Темные часы» (1914), написанном в форме полемики с Родиной, выражена внутренняя драма армянского народа, внешние причины не суть важны, поэт не вспоминает, кто, что и почему стало причиной потери родины. В стихотворении «Мы должны забыть» (1918) поэт заключает условие с Богом: «Должны забыть мы себя, горе наше и раны, должны забыть, не правда ли, когда возвратимся на родину?» В. Текеян переживал растерянность спюрка после геноцида, скорбел о потере родины (Западной Армении) и не видел никаких надежд на будущее. Его стихотворение «Спюрк» (1923) — красноречивое отражение этого безнадежного положения. И в растерянности перед этой печальной картиной, поэт видит выход в обращении к Богу: «Господи, с какой молитвой мне обратиться к тебе?». Должны были пройти годы, прежде чем разбросанные и раскиданные беженцы стали бы организованными общинами. В. Текеян уловил возрождение, стал очевидцем попыток избавиться от гнетущего влияния пережитой трагедии. В стихотворении «Распыленный народ» (1933) он призывает армян быть непреклонными и стойкими, чтобы распыленная нация вновь стала силой: сплочение «вновь превратит пыль в камень». В произведениях Запел Есаян изображение погромов 1909 в Киликии достигло своего совершенства. Автор сумел углубиться до таких тонких струн армянской души, как страх и пораженчество, возмущение и непокорность. Она смогла проникнуть во внутренний мир турка, изобразить государственного чиновника, представителя духовенства, ближайшего соседа армян — с их национальными инстинктами, побуждениями, завистью, страстями и религиозным фанатизмом. Чудом спасшаяся от резни 1915 3. Есаян не пыталась откликнуться на геноцид сразу же после событий. Однако в произведениях 3. Есаян, написанных позднее, затронута тема геноцида. Повесть «Ссыльная моя душа» (1922) отражает душевные переживания писательницы, обреченную на бесплодие ее творческую мысль в атмосфере после геноцида. «Ужасный призрак главным образом нанес удар по нашей интеллигенции. Эту потерю не залечить; минует время, все переменится, восполнится численность людей и городов, но никто не займет места Зардаряна, Зограба», — писала 3. Есаян («Современные западноармянские писатели», 1916) Поколение, пришедшее в литературу в диаспоре после геноцида многие называют «поколением пустыни», имея в виду, что в основном это избежавшие геноцида, пережившие депортацию в пустыни и выросшие в сиротских приютах юноши. Оказавшиеся в чуждом мире, ведя ежедневную борьбу за существование, они пытались сопротивляться жестоким законам жизни, старались как-то свыкнуться с превратившимися в бесконечный кошмар впечатлениями от пережитого. В глубинах их души, тем не менее, сохранилось то доброе и хорошее, что было связано с воспоминаниями о тепле отчего дома, объятиях матери и беззаботном детстве. И эта длительная душевная борьба создавала губительную двойственность. «Поэтому в нас живут два существа, одно уличное — наглое, простое и дикое, другое — дрожащее от вблнений первой любви. Зачастую одно мешает другому...» (Шушанян В., «Юноши», 1957). Этой двойственностью отмечены образы Шаана Шахнура (1903— 1974) — Лохум в романе «Отступление без песни», Роберт, или Норайр Карапетян в рассказе «Портной, два его гостя и разные происшествия» и Амбарцум в цикле рассказов «Предательство аралезов». Ш. Шахнур пишет о поколении, которому свойственны эмоциональность, нерешительность, робость — следствия пережитого («Воскресный номер моей газеты», 1958). В 1920—30-х гг. во всем спюрке — от ближневосточных стран до Европы и Америки — подросло новое поколение армян. Условия жизни были более или менее схожими, борьба за существование — одинаково суровой повсюду, душевная сумятица — столь же удручающей, воспоминания о детстве — такими же свежими. Единственным утешением в суровой и негостеприимной действительности было бегство в мечту: замкнувшись во внутреннем мире, мечтать о прошлом. И созданная этим поколением литература является такой мечтой; это — описания родной деревни, тоска и ностальгия. К этому поколению писателей спюрка принадлежат Мушег Ишхан, Заре Ворбуни, Никогайос Сарафян, Шаварш Нардуни и другие. Созданные ими произведения внешне не имеют непосредственной связи с геноцидом, не повествуют о нем, но они созданы под воздействием геноцида, отображают борьбу за существование осиротевшего поколения в спюрке. Мушег Ишхан (1913—1990) в цикле стихотворений «Армения» (1946) призывал родной народ к возрождению, а в автобиографическом произведении «Прощай, детство» (1974), возвращаясь к детству, вновь проходя по дорогам ссылки и переживая пережитое, закрывает грустные страницы жизни. В 1924 в Париже был издан сборник стихотворений Левона Завена Сюрмеляна (р. 1907), пронизанный тяжкими переживаниями в связи с потерей родины, родителей, детства. Впоследствии Сюрмелян писал на английском языке. Андраник Царукян (1912—1989) ребенком был спасен от резни, вырос в сиротском приюте; пережитое им с глубокой эмоциональностью описано в автобиографическом романе «Люди без детства». В стихотворении «Земля и кровь» он завидует тем, кто стал жертвой геноцида; настоящее для писателя — печально и мрачно, единственное упование — это воспоминания о прошлом. Пессимизм в отношении настоящего и будущего — такова новая тема в армянской зарубежной, литературе после геноцида, и эта тема является своеобразным отображением пережитой трагедии. В этом аспекте наиболее значительным явлением стал роман Шахана Шахнура «Отступление без песни» (1959). В нем отображены метания целого поколения, которое стремится приспособиться к новым условиям жизни и вместе с тем не утерять своей самобытности. В борьбе за достижение этой цели происходит неизбежная переоценка ценностей, вырисовывается конфликт с предшествовавшим поколением, не сумевшим предотвратить резню и передать своим потомкам надежное оружие для борьбы за выживание. Эти же настроения отразились в журнале «Менк» («Мы»), который в 1931—34 издавала группа молодых армянских писателей в Париже (издано всего пять номеров). Эта группа состояла из писателей, оставшихся сиротами после геноцида; они считали, что в армянскую литературу необходимо влить свежую струю, привлечь к активному творчеству молодых поэтов и писателей, способных преодолеть тяжкие традиции прошлого и вывести армянскую литературу на пути современного творческого процесса. Тема геноцида отразилась и в творчестве других писателей: Заре Ворбуни («Испытание», «Да будет человек», «Обычный день»). Грача Зардаряна («Наша жизнь» и другие). Эта тема затрагивается в произведениях и нового литературного поколения, не пережившего геноцид, сформировавшегося в условиях спюрка. Акоп Карапенц пишет о том, что в глазах армян, родившихся после геноцида, отражена «печаль и тоска народа, оказавшегося не по своей воле на чужбине»; Жерар Шальян воссоздает ужасные картины злодеяния по воспоминаниям старшего поколения. В произведениях нового поколения армянских зарубежных писателей звучит выражение гнева и возмущения, но не против Бога, не против судьбы, а против тех, кто совершил страшное злодеяние и упорно не признает своей вины по сегодняшний день.
Русская дореволюционная литература. Геноцид армян в Османской империи в 90-х гг. ХIХ— начале ХХ вв. нашел отражение в произведениях русских писателей и поэтов. Первые произведения на эту тему были написаны уже во второй половине 1890-х гг. В них звучали боль и тревога за судьбу армян, стремление привить русскими народу любовь и сочувствие к ним. Одним из первых сочинений подобного рода было стихотворение Е. Алибековой «Пора!» (1896), в котором художественно обобщена трагедия, армян («Резня кровавая кипит, армян вся Турция разит»). Спасение армянского народа поэтесса видит в помощи со стороны России. В конце 1890-х гг. тема геноцида армян, неизбывное чувство человеческой боли, возмущение преступлениями турецких погромщиков отразились в стихотворениях поэтов Евгения Морозова, Владимира Шуфа и других. Максим Горький (1868—1936) был глубоко потрясен происходившими в Закавказье и Западной Армении событиями. В своих произведениях он разоблачал царское самодержавие и турецких погромщиков, раскрывая их политику истребления армянского народа (памфлет «Русский царь» из цикла «В Америке», 1906). Юрий Веселовский (1872—1919) — один из первых русских поэтов, который посвятил армянам и Армении цикл стихов («К армянам», «В Армении», «Армянскому народу», «На развалинах» и другие), написанный в 1887 и свидетельствовавший об искреннем сочувствии поэта к армянскому народу. В стихотворении «Армения» (1911) воспеваются страна героев, неукротимая воля армянского народа к достижению свободы, вера армян в свое светлое будущее. О судьбах армянского народа Ю. Веселовский размышляет также в стихотворениях «Смерть Вардана Мамиконяна» (1916), «Думы армянского узника» (1916) и другие В стихотворении «В преддверии нового года» (1918) поэт выражает надежду увидеть Армению освобожденной от турецкого ига: «Пусть долгожданная свобода и для Армении блеснет!» В сентября 1915 Кавказский фронт посетил поэт Василий Немирович-Данченко (1844/45—1936). В Западной Армении он повсюду сталкивается со свидетельствами учиненного турецкими погромщиками злодеяния. Тяжелыми думами о судьбе родного ему народа (мать поэта была армянкой) пронизаны его стихотворения, опубликованные в газ. «Русское слово» и еженедельнике «Армянский вестник». Поэт гневно осуждает реакционеров и великодержавных шовинистов, которые не знают истории армянского народа; этот народ мог бы спасти себя предательством и изменой, но выбрал «апостольскую жизнь», — писал поэт. Любовью и сочувствием к армянскому народу преисполнены многие стихотворения поэта — «Маленькие поэмы», «Молитва эмигранта» (из цикла «Песни о Турецкой Армении»), «Весною» и другие. Армения, армянский народ, его трагедия, духовная культура были близки поэту-генералу А. П. Кулебякину. Он был одним из видных военачальников русскими армии, участвовавших в боевых действиях на Кавказском фронте. В 1916 в Тифлисе была издана его книга «Дверь Мехера. Отзвуки Вана». Цикл стихов «Отзвуки Вана», примечания к ним представляют определенный интерес в аспекте освещения событий на Кавказском фронте и, в частности, боевых действий на Ванском направлении. С ноября 1915 по март 1916 Кулебякин находился в Ване, «до тла разоренном, насыщенном смертью». Написанные под непосредственным впечатлением увиденного и услышанного, стихи Кулебякина («Старый Ван», «Гибель Вана», «Слепая» и другие) тематически связаны, отличаются правдивостью и искренностью. В них выражено уважение к армянскому народу, который «милости не просит», отважно сражается за свое существование, уповая на приход русских войск. Кулебякин был очарован Арменией, воспел ее дивную красоту, замечательные памятники зодчества, достопримечательности Вана («На Ванском озере», «Ванская скала», «Ахтамар», «Варагский монастырь» и другие). А. Кулебякин был в дружеских отношениях со многими представителями армянский культуры, в т. ч. с О. Туманяном, которому посвятил стихотворение, проникнутое верой в светлое будущее армянского народа («Нет! Не померкнет солнце Айастана!»). В стихотворении «Аракс» (1919) поэт обращается к историческому прошлому армянского народа, свидетелем трагических страниц которого был Аракс («И кажется порой, что камни вопиют, а волны кровь переливают»). В годы изучения истории и поэзии армянского народа, поездок по Закавказью Валерий Яковлевич Брюсов (1873— 1924) написал ряд стихотворений, посвященных Армении. Поэт обращался к армянскому народу со словами воодушевления и одобрения, с надеждой отмечал, что армянам присущи несгибаемый дух, воля к борьбе, неукротимая жизнеспособность. В первом же стихотворении — «К Армении» (1915) В. Брюсов признавался, что для него голос древней Армении звучал «как свежий ветер в летний зной», в стране, где поэт «искал гробницы», он «обрел целый мир живой». С большой верой в будущее армянского народа написано стихотворение «К армянам» (1916). Брюсов повествует о прошлом Армении, о том, что армянский народ выдержал «все бури, все волнения мира», невзгоды судьбы, никогда не терял надежду, уцелел, сберег «свои святыни», и ныне «в толпе мятущихся племен» Армения горделиво носит «свой многовековый венок». Поэт уверен, что, «бурю вновь преодолев», Армения выйдет «звездой... из тумана» и возродится к новой жизни. В произведениях В. Брюсова, посвященных Армении, особое место занимает прошлое армянского народа — историко-героическая тема («Тигран Великий», «Победа при Каррах», «Свобода и война», «Моленье царя»). В произведениях «К Арарату», «Арарат из Эривани» гора Арарат символизирует мудрость и непоколебимую веру армянского народа в свой завтрашний день. Писатель Иван Алексеевич Бунин (1870—1953) упомянул о трагедии армянского народа в рассказе «Петлистые уши» (1916). Обратившись к кровавым событиям в Западной Армении, Бунин поставил проблему ответственности каждого человека за происходящее в мире. Главный герой рассказа рабочий Адам Соколович осуждает кровавые преступления над армянами. Тема геноцида армян наиболее полно отображена в творчестве Сергея Городецкого (1884—1967). В 1916 в еженедельнике «Армянский вестник» были опубликованы его стихи под заглавием «Песни рая» (позднее они были опубликованы в сборнике «Ангел Армении», 1918). В написанных в 1916—17 и опубликованных в газетах «Русское слово» и «Кавказское слово» очерках под общим заглавием «В стране ручьев и вулканов» С. Городецкий обращается к прошлому и настоящему армянского народа его многовековой культуре. Тема Армении и, в частности, геноцида армян занимала достойное место в творчестве С. Городецкого и в послереволюционный период. Трагическая армянская действительность потрясла и другие русских поэтов, которые в своих произведениях отобразили картины опустошения и разорения Западной Армении, тяжелую долю и страдания армян. В стихотворениях Александра Кушлю «Ванская газелла», «Разрушенный Ван», написанных в 1916, обрисованы увиденные поэтом жуткая картина превращенного в руины некогда цветущего города, тяжкая участь жителей Вана. Горечи и сострадания преисполнены также написанные в 1916 стихотворения Константина Саянского «Армения», «Забытая», «Великой мученице», «Шествие мертвых» и другие. В стихотворениях Степана Кроткого «Привет Армении», «За счастье родины» (1916) и других выражена надежда, что разрушенная страна найдет в себе силы воспрянуть, что для Армении настанут счастливые дни, народ избавится от «ужасов резни». В 1916—17 цикл стихов об Армении написала Екатерина Алексеева, выразив уверенность, что скоро в этой «гордой стране пройдет ночная мгла», исчезнет «злая ночь» и для Армении взойдет «заря освобождения», за которой последует «солнца яркого восход». Поэт С. П. Кротков в годы первой мировой войны побывал в Армении, под впечатлением отважных действий армянских добровольцев написал «Песню армянской дружины»; им созданы и другие стихотворения, посвященные борьбе армян за свое освобождение. Ряд стихотворений, посвященных Армении и ее народу, героям национально-освободительной борьбы армянского народа, создан поэтами Сергеем 3аровым, Юрием Верховским и другими. Трагические события армянской действительности легли в основу не только поэтических произведений, но и прозы. Отважные действия и смерть одного из командиров армянских добровольческих отрядов — Кери (А. Гафавян) описаны в очерке «Кери» Д. Давыдкина — очевидца событий. В публикации Валерия Язвицкого «Армянские беглецы из Болгарии» автор рассказывает об ужасах, которые пережили бежавшие из Турции армяне. В. Язвицкий был знаком с армянским национальным героем Андраником; в очерке «Армянский герой» он создал образ колоритной, яркой личности. Русскими поэты и писатели, обращаясь к трагедии армянского народа, выступая в защиту справедливости, содействовали распространению правды об Армении и геноциде армян, пробуждали сочувствие к армянскому народу в кругах русской общественности.
...................
ПРОДОЛЖЕНИЕ НА САЙТЕ-ИСТОЧНИКЕ
|
