http://www.novayagazeta.ru/society/10943.html
27-04-2000 00:00:00
Я ПЫТАЛСЯ ПРЕДОТВРАТИТЬ ЭТУ ВОЙНУ
Возможны ли переговоры с Чечней? С кем? Об этом говорит в интервью для «Новой газеты» А. Масхадов
С Масхадовым я пытался встретиться с декабря прошлого года. При этом как правозащитник я понимал, что какая-то надежда на это может появиться только в том случае, если руководство ЧРИ найдет в себе силы, несмотря на все творимое над чеченским народом насилие, оставаться строго в рамках норм международного гуманитарного права, если оно примет на себя соответствующие обязательства и будет их неукоснительно соблюдать, если будет создан механизм общественного контроля за этим. Отсюда и проистекала острая необходимость встречи с Масхадовым.
К сожалению, осуществить эту встречу удалось только сейчас, в апреле, только с четвертого захода. Помог случай. Меня задержали в комендатуре Урус-Мартана под формальным предлогом отсутствия пропуска для нахождения на территории Чечни, об этом сразу стало широко известно, так как я в тот момент занимался работой по оказанию милосердной помощи беженцам из Комсомольского. И потому, после того, как меня отпустили, на меня почти сразу вышли представители Масхадова, с помощью которого я и был доставлен через все блокпосты в горы на встречу с ним.
Встреча произошла в ночь с 22 на 23 апреля в комнате с зашторенными окнами при свете лампочки от аккумулятора. Аслан Масхадов выглядел уверенно, не был осунувшимся. Сопровождал его только один охранник. Поскольку с проектами документов о новой возможной политике Масхадов был уже знаком, мы их практически не обсуждали. Он просто сразу подписал эти документы. Затем мы обсудили механизм передачи мирных предложений ЧРИ российскому руководству — решили, что это можно сделать через Руслана Аушева. Главное, Масхадов обещал, что, как это ни трудно сегодня, но все военнопленные будут фиксироваться в специальных списках, и общественным организациям, представителям ОБСЕ будет предоставлена не позже как со второй половины мая возможность для встречи с ними, для контроля за соблюдением их прав.
Затем Масхадов дал эксклюзивное интервью для «Новой газеты». Свою беседу с ним я начал с утверждения о том, что эта война — следствие нашего взаимно проигранного мира, следствие того, что и руководство ЧРИ, и мы, представители общественности, с окончанием той войны утратили взаимные контакты, чем способствовали изоляции Чечни, развитию в ней гнилостных процессов:
МАСХАДОВ: — Да, народ, который устал от той войны, увидел во мне миротворца, который не допустит следующую войну. Наверное, именно поэтому проголосовало большинство за меня. Но как бы, какие бы причины ни были — объективные, субъективные — я, конечно, несу перед своим народом ответственность за эту войну и готов нести эту ответственность.
А остальное... Все документы, которые мы подписали с Россией, — и договор о мире, и правительственные соглашения, и таможенный договор, и договор по транспортировке азербайджанской нефти через территорию Чечни — это все хорошие договора, притом подписанные на высоком уровне. Единственное, конечно, я с вами согласен, была допущена грубейшая ошибка. Нужно было обязательно делать все возможное, чтобы присутствовали международные представители и общественность... Вот это была грубейшая ошибка.
Представьте себе, если бы на выборах президента, парламента не присутствовали международные наблюдатели, если б они не проходили под контролем ОБСЕ, что было бы сегодня? Это было наше спасение. Сегодня у руководителей России вызывает сомнение легитимность избранного президента, а что было бы, если бы всего этого не было?
Моя главная задача была не допустить любой ценой новой войны. Первое, что мне навязывали, — это афганский вариант. Под выдуманным предлогом ваххабизма, экстремизма, фундаментализма. Тейповые факторы, вражда между вооруженными группировками — любой ценой столкнуть, я сознавал, что если мы допустим гражданскую войну, афганский вариант, то за этим немедленно нужно ожидать вторжения российских войск, военную агрессию России, и тогда мы точно проиграем. Проиграем войну, и нас уничтожат: всех от 10 до 60 лет. Но мне удалось избежать этой трагедии.
— Это была ваша главная победа?
— Да, я считаю, что это была победа. Но когда стало понятно, что я не допущу гражданской войны, подготовка провоцирования войны с нами продолжалась. В том числе путем провокаций на границе с Ингушетией, с Дагестаном, путем прямых вторжений российских войск на территорию Чечни. Я сразу понял, что это предлог для начала войны и что меня провоцируют на ответные действия, и здесь вот эти радикально настроенные мои оппоненты меня упрекали: «Как так на 800 метров зашли на нашу территорию, что ж мы молчим, надо ответить!» А я знал, что это война, и держался.
Вот эти заказные похищения больших чиновников — Власова, Шпигуна — тоже подготовка к этой войне! И тоже мне удалось каким-то образом не дать себя спровоцировать на военный конфликт. После этого устроили спектакль в Дагестане, террористические акты в Москве, Волгодонске. Началась война. Я считаю, что война в Дагестане была спровоцирована Москвой и руководством России.
— Но с вашей помощью, не вашей лично, а таких людей, как Шамиль Басаев, Хаттаб и подобные им...
— Это был прямой сговор, сговор администрации Ельцина, финансовой олигархии, Березовского, военных, которые позорно проиграли ту войну. Ну и, конечно, не без участия наших недальновидных, радикально настроенных людей. Я этого не отрицаю. Я был категорически против действий, предпринятых ими, хотел любой ценой не допустить их. Даже выходил на руководство России, на руководство Дагестана. Увы, мне это не удалось...
Террористические акты в Москве, я еще раз повторяю, в буквальном смысле слова спровоцированы людьми из руководства России, спецслужбами России, это сделано их руками. И сегодня нет никаких доказательств об участии там хотя бы одного чеченца. «Учения» в Рязани ясно показывают, кто за этим стоит.
— Об этом «Новая газета» писала, передавало НТВ.
— Нужно было просто подготовить общественное мнение россиян, что вот действительно чеченцы — варвары, которых надо убивать, уничтожать. Но было много и наших ошибок, моих личных тоже.
— Это понятно, Аслан, но вот сейчас, во время текущих военных действий, получается так, что афганский вариант все же навязан вам? Я имею в виду того же Басаева, Хаттаба и каких-то других командиров.
— Видите ли, сразу, как только началась эта война, народу преподнесли из уст «Кадыровых», содействовавших развязыванию войны, что это мы спровоцировали ее, что это мы виноваты. «Почему Масхадов не остановил Басаева и других, Масхадов с ними заодно» и так далее, и тому подобное. «Почему Масхадов не признал, что это международный терроризм, если б он признал, то войны не было бы». Мне было очень тяжело объяснять народу, очень тяжело, что это все делается, чтобы был раскол. Если уж агрессия началась, если уже началось повторное вторжение — то это своего рода возмездие. Я четко сознавал, что если допущу раскол, то это будет наше поражение, наше уничтожение. Поэтому я в самом начале войны собрал всех командующих, в том числе и Басаевых, и сказал им: «Вот враг, вот противник, вот самый опасный, самый коварный враг, который идет уничтожать нас всех. Объединяемся, главная задача отразить агрессию, а потом мы между собой разберемся». Мне удалось предотвратить раскол. Я считаю, что это вторая победа. Первый фактор — гражданская война, из-за которой мы могли проиграть, второй фактор — раскол, а остальное — это наш выигрыш. Да, это продолжительная, изнурительная война, переходящая в партизанскую, но мы ее выиграем.
— Вы утверждаете, что нет раскола между вами и полевыми командирами?
— Последнюю неделю я провел заседание государственного комитета обороны, и там принято солидарное решение:
1) что все объединяются вокруг законно избранного президента — в этом только спасение;
2) неукоснительно соблюдать все требования резолюции ПАСЕ — парламентской ассамблеи по Чечне, готовиться к миру, но быть готовыми и к продолжительной партизанской войне.
На заседании комитета были представители всех командующих, в основном сами командующие.
Сегодня, конечно, тяжело. Практически все оккупировано. Я дал команду рассредоточиться на мелкие группы, но иметь четкую связь. Если есть группа из 10 человек, то для нее есть и оперативное управление, ветвь оперативного управления, группа подчиняется ему и через него своему командующему. То есть действовать методами партизанской войны, но быть готовыми в любой момент объединиться, как это было 6 августа 1996 года, объединиться и нанести удар. Особых проблем, что кто-то не подчиняется, кто-то неуправляем, я не вижу. Тот же Басаев. Например, три дня тому назад начальник главного штаба был у Басаева, согласовал с его фронтом все дальнейшие действия, нет проблем.
Что сказать? Басаев, Гелаев... — это наши проблемы. Тяжелые наши проблемы. Государство еще не встало на ноги, проблемы у всех есть, кто с ними не встречался? Но это наши проблемы. Я всегда говорю российским политикам, руководителям: если бы сразу же, опережая свои возможности, я начал активные действия против бандитизма, преступности, по разоружению всех военных группировок, вооруженных группировок, по борьбе с радикально настроенными лидерами, то произошла бы гражданская война. Россия не помогла мне в этой борьбе. Если б не было опасности со стороны России, клянусь, я навел бы здесь порядок, как бы мне тяжело ни было. Но я знал, что теневые политики России хотят спровоцировать гражданскую войну, что именно от них идет подпитка криминальных групп, поддержка наших радикалов. Значит, кому-то в России это было нужно, очень нужно, а если это им нужно, значит, что-то здесь не то.
— Вы подписали сейчас очень важные документы. Это мирные предложения к России и Заявление о взятии обязательств по соблюдению Женевских конвенций и Дополнительных протоколов к ним. Эти обязательства очень серьезны. Они подразумевают дееспособность властей в обеспечении выполнения требований конвенции, в том числе в отношении военнопленных. По нормам Женевской конвенции к военнопленным относятся все плененные противоположной стороны, за исключением тех, кто относится к числу наемников, а наемниками по Женевским конвенциям могут считаться только лица иного гражданства, то есть в данном случае не российского, получающие к тому же заведомо больше, чем комбатанты соответствующей стороны. Таким образом контрактники не попадают в разряд наемников. Я знаю, какое у вас отношение к контрактникам. Но теперь вы обязаны к ним относиться как к военнопленным — в состоянии ли вы это выполнить?
— Да, я действительно подписал эти документы и не сожалею об этом. У меня есть твердое намерение построить цивилизованное государство, которое уважает международное право, законы международного права, и я буду прилагать все усилия к этому. Отношение к военнопленным даже по опыту той войны вы видели своими глазами, собственно как таковых военнопленных у нас и не было. На удивление всех, кто встречался с нами, видели, как мы относимся к военнопленным. Поэтому я особых проблем здесь не вижу, во всяком случае в правительственных структурах. Да, есть проблемы мстителей, тех, кто мстит за свою мать, за сестру, мы будем применять меры, чтобы этого не было. Раз мы подписали, значит, будем делать все возможное, чтобы это выполнять и отвечать за это.
— И такая работа будет вестись независимо от того, как будет вести себя в этом направлении российская сторона?
— Значит, опять-таки. Я никогда не подстраивался под российских генералов и офицеров. И в ту войну, и в эту. Все, что они делали и делают, вызывает какое-то сожаление. У меня был и есть чисто свой подход к методам ведения войны. Я был и остаюсь категорическим противником террористических действий, террористических актов. Я надеюсь, что виновные в таких актах, военных преступлениях ответят перед международным военным трибуналом. Хотя сегодня меня называют преступником, но настоящие преступники, наверное, предстанут перед судом, если есть на этом свете справедливость. Каждый ответит, как он воевал, какими методами, как относился к военнопленным.
— Вы готовы сесть с ним за стол переговоров, правильно я вас понял?
— Путин сегодня перед выбором, что делать, с кем говорить, с кем вести переговоры. С предателем, с холуем, с рабом легче говорить. Ему и плюнуть можно, его можно оскорблять.
Поэтому есть, наверное, желание не иметь дело с Масхадовым, не иметь контакт с Масхадовым, не признавать Масхадова. Но нет другого выхода, все равно придется сесть за стол переговоров. Потому что войну могут остановить только конфликтующие стороны, которые воюют между собой. Как могут Кадыров или Кошман остановить войну?
Я много думал, почему всегда война, почему всегда приготовлен ярлык для моего народа. Уже четыреста лет мы то разбойники, то бандиты, то террористы, то агрессоры. Почему Россия все-таки не определится в отношениях с Чечней? И не сделает чеченцев своими союзниками на Кавказе?
— Вы сами хотели бы стать этим союзником?
— Да, да, да. И от этого больше выиграет Россия, уверяю вас. Я на сто процентов уверен, что нашел бы с любым политиком — если действительно он болеет за Россию, за державу, за русских — взаимоприемлемый выход. Но если, конечно, для политиков главное не Россия, а власть, то как не упустить власть, как прийти к власти, то тогда, конечно, сложно с ними говорить.
ОТ РЕДАКЦИИ:
Интервью правозащитника Виктора ПОПКОВА печатается с сокращениями, не изменяющими смысла диалога.
Постоянный адрес страницы: http://www.novayagazeta.ru/society/10943.html