http://izvestia.ru/news/566960
4 марта 2014, 17:23 Елизавета Маетная
Жители крымских сел еще не решили, как будут голосовать на референдуме об определении статуса Крыма. За их сомнениями наблюдала спецкор «Известий» Елизавета Маетная
— Я родился в окопе 23 февраля 1942 года, здесь, в Севастополе. Принимала меня медсестра Лиза, очень красивая, говорят, была. В окоп попал снаряд, Лиза меня закрыла собой — у нее ползада отсекло. Лиза не смогла с этим жить и застрелилась в госпитале, мне дядька мой об этом рассказывал, а я с детства плохо слышу, — старик тычет пальчиком в слуховой аппарат.
Село Красный Мак неподалеку от Бахчисарая считается татарским, хотя татар тут из четырех тысяч не больше четверти и имам Люман-ага, спасенный в окопе красавицей-медсестрой, самый авторитетный из них.
Люман-ага живет в хлипком, на вид совсем заброшенном домишке. Он еле ходит и постоянно кряхтит — говорит, что в последние дни совсем замучил радикулит. В дом не зовет — ведет в мечеть. Она стоит в центре села, рядом с православным храмом. На улице тепло и солнечно, в мечети очень холодно.
— В этой мечети мы с 2003 года, в будни почти никто не приходит — в лучшем случае 2–3 человека, а на пятничную молитву человек 30 набирается, — рассказывает Люман-ага. — В нашем поселке все живут дружно, и, слава богу, никакого натиска не чувствуется. Если к нам никто лезть не будет, то и мы никого не тронем. Ввод войск очень беспокоит всех — наш народ и так ущемлен в правах, и так мы настрадались. Так что не надо к нам приходить — у нас тоже отряд самообороны есть, человек 15, в нем и казаки есть, кстати. Они обходят свою территорию по вечерам.
В мечеть заходят двое мужчин.
— Никаких комментариев, никакой политики, никаких провокаций, уходите отсюда! — кричит голубоглазый. Потом он немного успокаивается, и Люман-ага приглашает нас на чай.
— А как вы будете защищаться, у вас оружие есть? — продолжаем прерванный разговор.
— Ну как будем, как? Да никак — будем стоять вокруг мечети, ну что мы еще можем сделать? — разводит он руками.
— Имам должен молиться, о боге думать, а не о политике рассуждать, за политику у нас другие люди отвечают: есть меджлис, есть верховное духовенство, пусть они говорят, — снова вступает голубоглазый.
Глава меджлиса крымско-татарского народа Рефат Чубаров в Симферополе уже не раз заявлял, что татары не вооружаются, но стоят наготове.
— Пишите, что говорит Чубаров, мы его признаем, — говорит голубоглазый. По всему чувствуется, что он здесь главный.
Большинство живущих здесь татар — беженцы из Таджикистана. После депортации жили в Душанбе, в Красный Мак приехали в 1989 году.
— Мы бежали от войны, не дай бог никому пережить такое, когда от страха и голода женщины с детьми травились газом, лишь бы не есть друг друга, это не ужастики, мы всё это сами пережили, — рассказывает уже другой татарин, у которого в селе свой магазинчик. — Поэтому мы против любых войск. Народ вон из сел в Бахчисарае еду скупает — едут на оптовый рынок и сметают всё подряд, потому что непонятно, как жить будем и на что.
Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ
Позже мы заезжаем в Бахчисарай на тот самый оптовый рынок. Он уже сворачивается, но продавцы говорят, что особого ажиотажа пока нет.
Люман-ага уже на пороге мечети, в которой в советское время был магазин, говорит, что село у них хорошее, «с асфальтом и газом, ни разу ни одной стычки на национальной почве не было, у нас тут не воруют и не убивают».
— Мечеть у нас старая, еще с наших времен (до депортации), минарет тут был, его бы восстановить, но пока все мысли заняты другим: лишь бы провокаторов не было и молодые горячие головы за оружие не схватились, — подводит он итог и в машине. Пока мы едем назад к его дому, Люман-ага говорит лишь о радикулите и детях, которых у него восемь, но все живут отдельно в Старом Крыму и видит он их нечасто.
В соседнем селе — Терновке — на небольшом рыночке раскладывает вещи молодая женщина. Сверху появляется бумажка — second hand.
— Вещи вот свои продаю, потому что непонятно, когда пособие детское будет, сказали, что задерживают. Вите 23 года, она из Севастополя, но там, говорит она, как-то стыдно стоять, поэтому приехала в село.
— Да и непонятно, кто теперь платить будет — должен по идее Киев, мы же Украина, но у них в казне денег нет. Россия если поможет — но как, референдума пока не было и решение не принято, — рассуждает она.
Отец Виты служил на флоте командиром большого корабля и ушел на пенсию, когда ему предложили присягнуть Украине.
— Конечно, мы с отцом радуемся военной поддержке, но я вот пока не знаю, как на референдуме голосовать — мы же привыкли жить с Украиной, а как там с независимостью будет, еще совсем непонятно, — тяжело вздыхает она.
Терновка село смешанное, на 1,2 тыс. жителей — татар меньше четверти.
Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ
— У нас же тут тоже Ленина, что на площади стоит, хотели снести. Приехали мужчина с женщиной на красной машине, татары, все высматривали-вынюхивали, подходили к женщинам с детьми — интересовались, легко ли его снести. Но мне сразу позвонили, — говорит Юрий Вдовенко (он водитель маршрутки, но теперь командует отрядом самообороны). — Вот я к Ленину ровно отношусь — ну стоит себе и стоит, но если позволить им его снести, что дальше будет? Следом они снесут памятник советскому солдату, вон он, неподалеку, а потом нас выселят из домов, как в Душанбе было, знаете? Думают, мы этого не понимаем? Но нам ничего такого не надо — мы тут все дружно живем, все национальности.
Подходы к Ленину с тех пор перегорожены клумбами с цветами, сама площадь таким образом стала пешеходной, жителям Терновки так даже больше нравится. А на дороге в село появился большой блокпост — на нем российские флаги.
— Самое поганое — это слухи. Вот приходил к нам батюшка из соседнего села Хмельницкое, молитвы с нами читал, а слух пошел, что он на посту татар проклял. Я потом тут разбирался, кто этот слух распускал — нет, не татары, наш, русский, выпил лишнего — вот и померещилось ему, — вспоминает Вдовенко. — У меня на посту Федор стоит — у него жена татарка, а вчера на КП Ридван, татарин, стоял, он вот тоже за Россию. У нас тут даже свой «бандеровец» Серега есть, это мы его ласково так называем — он в село картошку хорошую привозит, как облупленного знаем.
 Серега тут как тут — торгует той самой картошкой с Черниговщины. Сам он из Луцка, с Западной Украины.
— Я говорю народу: поезжайте к нам, посмотрите, как мы живем, — точно богаче, чем вы, да и бандеровцев у нас там нет, есть отдельные придурки, где их нет? Нам, обычным людям, делить тут нечего, нам бы выжить да копейку лишнюю заработать, разве нет? — спрашивает он.
В соседней Холмовке мечеть большая, с минаретом. Рядом с ней сидит много людей — но приезжает автобус и никого не остается. Мужики тусуются рядом с довольно крупным для села магазином стройматериалов. Холмовка тоже считается «татарской», хотя они и здесь в меньшинстве.
Рядом с селом стоит блокпост, но военных на нем нет, флагов тоже. Впервые за неделю переездов по Крыму у нас тщательно осматривают машину. Кроме самообороны на посту появились и сотрудники ДПС. Дорожная милиция появилась и на другом блокпосту — рядом с Бахчисараем. Военных там тоже нет. Они в самом городе, где уже два дня блокирована воинская часть. Но и там всё спокойно.
— Продукты им тут несут, видите — всё мирно, штурма никакого не будет, да и оцепление, сами видите, минимальное, — говорит депутат Бахчисарайского горсовета Сергей Юрченко. — Там запасов еды до референдума хватит сидеть, я там был и точно это знаю. Пусть сами решают, с кем они и за кого, никто их трогать не будет.
Юрченко объясняет жителям, зачем тут военные.
— Вы видели, как в Киеве и на западе склады с оружием захватывали? Вы хотите, чтобы оно тут палило, с наших складов? Оружие должно быть опечатано как положено и передано на ответственное хранение. А что уж там ваши мужья решит, с кем им быть — это их выбор, принуждать никто не будет.
Владимир Суворов/ИЗВЕСТИЯ
Александр, офицер-пограничник, которого мы встретили возле части в Балаклаве, говорит, что не знает, как ему поступить. И большинство его друзей-офицеров тоже пока не решили. Трое суток он не выходил из части, потому что не было команды. Определились, по его словам, только молодые ребята, у кого матери на Украине, а не в Крыму.
— Они домой поедут, там уже решат, служить дальше или нет. А я на Западной Украине вырос, 14 лет уже в Севастополе служу, и вся жизнь моя тут — жена, две дочки в школу ходят, дом свой. Если уезжать в Украину, то куда, с детьми на пустое место? А что тут в Крыму будет — никто не знает. На что мы будем жить, кто будет платить, если оставаться на службе — пока одни вопросы, — и Александр уходит в часть.
Мичман украинского флота Анатолий тоже размышляет над выбором.
— Нам, украинским военным морякам, руководство предъявило ультиматум. Сказали, что если не подчинимся Киеву, то уволиться в запас не дадут — оставят без пенсии. А мне 5 месяцев осталось до нее. Что делать? — задав вопрос, он уходит, так и не решив, подчиняться шантажу новых украинских властей или нет.
Читайте далее: http://izvestia.ru/news/566960#ixzz2vVPfa6Jt
|
