http://www.mn.ru/friday/20130725/352103799.html 
«Московские новости» обсудили проект реформы Российской академии наук с нобелевским лауреатом Константином Новоселовым
25 июля 01:00  Борис Пастернак
Константин Новоселов
© РИА Новости. Владимир Вяткин
Хотя работающий в Великобритании и имеющий российское и британское гражданство лауреат Нобелевской премии по физике Константин Новоселов не стал прямо оценивать преобразования, которые ожидают РАН, в своем интервью он затронул многие вопросы, которые касаются грядущих перемен: сравнил эффективность университетской и академической науки, вспомнил «охоту за грантами» и возможность работы в двух странах одновременно.
— До вас доносятся отголоски обсуждения реформы Российской академии наук?
— Я бы не хотел обсуждать текущие проблемы. Мне кажется, слишком много всего сказано, и сказано в основном эмоционально, а не рационально. Я бы не хотел подливать масла в огонь.
— А я и не прошу добавки. Мне интересно, обсуждается ли проект реформы РАН в научной среде Великобритании.
— Если и обсуждается, то я стараюсь не вовлекаться в процесс обсуждения.
— Почему?
— Я должен наукой заниматься, а не обсуждать проблемы ее администрирования.
— Вы считаете, что эта реформа — чисто административная, на науке она не скажется?
— Все реформы административные. Там же в проекте реформы ни одного уравнения и ни одного графика вроде бы нет?
— Иногда кажется, что это чисто административные заботы, а потом вдруг выясняется, что не хватает денег на исследования.
— Это вам так кажется. Люди вообще относятся к административной деятельности чересчур серьезно. Это часто губит науку. Чем меньше про это знаешь, тем больше успеешь сделать.
— Это у вас тепличное воспитание. Видно, вам в жизни везло — администрированием занимались эффективные люди.
— Очень легко встать на этот путь активного администрирования, добывания грантов. А свернуть потом с этого пути, вернуться в науку очень сложно.
— Обидные слова для тех, кто бьется за гранты для своих сотрудников, пытается создать им условия.
— Я имею в виду только тех людей, для которых добывание грантов становится основным видом научной деятельности.
— Вы относитесь к грантам с некоторой иронией?
— Да нет, без них часто жить невозможно. Но когда охота за грантом становится во главу угла — называть наукой это уже нельзя. Если честно, ситуация, когда основные усилия уходят сначала на получение денег, а затем на написание отчетов, — одна из самых больших проблем российской науки. Это тоже не дело.
— Но отчитаться же за грант нужно.
— Если вы нормально работаете, то отчитаетесь всегда. Для этого ничего не нужно знать про административную политику, надо просто заниматься наукой, делать дело.
— У вас есть возможность сравнивать два способа организации науки — университетский и академической. Какой путь вам кажется более правильным и эффективным?
— Я очень мало работал в академической науке и мало что могу про нее рассказать. Наука вообще очень странный зверек. Она рождается в сообществе, но развивается отдельными личностями. Поэтому необходимы обе составляющие: и сообщество ученых — динамичное, подвижное, молодое, с идеями; и личности, которые могут самостоятельно двигать конкретные исследования на протяжении долгого времени.
У человека должна быть одна лаборатория, в которой он должен жить
С личностями проблема: с одной стороны, нужно их откуда-то брать, с другой — нужно их куда-то сплавлять, когда они перестают выдавать идеи. В этом смысле университеты предпочтительнее, они представляют собой более динамичные структуры. Мы пережевываем и перемалываем огромное число студентов.
Университетская система более динамична, не могу сказать, что она более результативна. Это всегда сильно зависит от того, что вы хотите получить. Если вам нужны новые красивые идеи и динамичное сообщество, заметные публикации и свежие разработки, наверное, для этого более приспособленной является университетская система. Если же вам нужно глубоко разрабатывать какую-то конкретную тему, например вы хотите в космос полететь, для этого вам уже нужен отраслевой институт. Разные задачи решаются разными способами.
— Занимаетесь ли вы сейчас преподавательской работой?
— Немного.
— Студенты вас любят?
— Не знаю. Да у них и выбора нет — я прихожу и читаю им лекцию.
— Курс большой?
— Нет, у меня очень льготная позиция. Поскольку я стипендиат Королевского общества, преподаванием могу заниматься по желанию.
— А по административной линии вас не пытаются грузить?
— Даже не понимаю, о чем вы.
— Я пытаюсь примерить вас к нашим условиям: нобелевский лауреат, авторитетная фигура, можно как-то использовать, что-то нужное «пробить»…
— Здесь, конечно, таких идиотов нет, чтобы меня еще и в начальники продвигать. Но даже если бы они и хотели, я бы не согласился.
— А почему бы они считались идиотами?
— Я считаю себя достаточно активным физиком, а зачем отрывать от работы продуктивного исследователя?
— У вас не возникал соблазн поработать на два научных учреждения, на две страны?
— Я в принципе не понимаю, как это можно делать. Я знаю, что у меня в каждый момент времени делает каждый студент. Если у нас будут перерывы на неделю, месяц или семестр, как будет продолжаться учеба и работа? Это исключено. А соблазнов просто читать учебные курсы у меня никогда не возникало — ни на один университет, ни на два.
— В России сейчас предпринимаются серьезные усилия, чтобы вернуть уехавших специалистов. Если не насовсем, то хотя бы уговорить их поработать на два фронта.
— У человека должна быть одна лаборатория, в которой он должен жить.
— Именно жить? Правильное слово?
— В принципе да.
— У вас так и получается? Это страсть?
— Спросите у моей жены.
— Традиционный вопрос: над чем вы сейчас работаете?
— Я, конечно, могу рассказать, если вы…
— Если соображу? Попробуйте упрощенно.
— Как вы знаете, некоторое время назад мы работали над графеном. Это материал толщиной в один атом, хороший проводник, у него множество интересных физических свойств, которые уже используются в разных приложениях. Но на следующем этапе работы мы обнаружили, что углерод не одинок, что существует довольно большой класс таких материалов — мы их называем двумерными кристаллами. И все вместе они покрывают большое пространство свойств: и самые проводящие — и самые изолирующие, и весьма прочные — и самые мягкие, и самые прозрачные — и полностью непрозрачные. Это само по себе интересно — изучать такие материалы, их свойства сильно отличаются от свойств графена.
А следующим шагом стал такой: мы как бы начали снова составлять из таких материалов трехмерные кристаллы. Есть пленка в один атом толщиной, вы можете положить на нее второй слой атомов совершенно из другого материала, а на второй слой — третий, и так далее. При этом вы абсолютно точно знаете физические свойства каждого из этих слоев, к каждому из них можете подвести отдельные контакты, пропустить через них ток. То есть появилась возможность создавать физические объекты толщиной буквально в несколько атомарных слоев с заранее заданными свойствами, которые были до этого невозможны.
— Вы отрабатываете технологии создания таких объектов?
—Да, над технологиями приходится работать очень много. Но возникает и множество физических задач, которые могут стимулировать фундаментальные теоретические исследования.
— Вы сказали, что графен уже внедрен в обиход.
— Да, он используется активно. Жаль, вот Джокович проиграл «Уимблдон» — он играет ракеткой с графеном. Компания-производитель утверждает, что графен там не просто так, он действительно игроку помогает. Раньше в ракетках применялись углеродные нанотрубки, но графен не повышает вязкость композитного материала, поэтому его можно гораздо больше растворить в матрице, тем самым очень сильно уменьшив удельный вес материала, из которого сделана ракетка. Она становится более легкой и упругой, но главным достижением считается то, что центр тяжести ракетки смещается в сторону «головы». То есть даже такая облегченная ракетка наносит «тяжелый» удар.
— Казалось, что применение графена начнется с высокотехнологичных, наукоемких отраслей.
— Есть компания, которая производит графеновые тачскрины для мобильных телефонов. Уже несколько месяцев выпускается по миллиону экранов в месяц, в Китае такие телефоны продаются на каждом шагу.
— Продолжается ли ваше сотрудничество с соавтором по нобелевскому открытию Андреем Геймом?
— Да, у нас есть совместные проекты, мы оба сотрудники Манчестерского университета.
— Получаете ли какие-нибудь предложения из России?
— Нет.
Сэр Константин
38-летний уроженец Нижнего Тагила Константин Новоселов — лауреат Нобелевской премии по физике 2010 года (совместно с Андреем Геймом). Самый молодой из ныне живущих нобелевских лауреатов во всех областях. 31 декабря 2011 года было объявлено о присвоении ему звания рыцаря-бакалавра указом королевы Елизаветы II за заслуги перед наукой.
В 1997 году окончил с отличием факультет физической и квантовой электроники МФТИ по специализации «наноэлектроника». Работал в Институте проблем технологии микроэлектроники РАН. В 1999 году переехал в Нидерланды, где стал работать с Андреем Геймом в университете Неймегена. В 2001 году перебрался в Манчестерский университет. Является профессором и членом Королевского научного общества Манчестерского университета.