12.06.2012 | (с) Артем Кречетников, Би-би-си, Москва, Русская служба Би-би-си
Лозунг Пьера де Кубертена: "Спорт - вне политики" всегда оставался благим пожеланием. А российско-польские отношения, по оценкам историков, носят особый характер.

В Польшу приехали около 20 тысяч российских болельщиков
12 июня сборные России и Польши проводят в Варшаве встречу в рамках чемпионата Европы по футболу, одним из хозяев которого являются поляки.
Накануне группа российских и польских болельщиков совместно возложила цветы к памятникам павшим при освобождении Польши советским воинам и жертвам Варшавского восстания 1944 года.
"Мы хотим вместе праздновать Евро - без шовинизма, в духе спорта и честной игры. Поэтому мы возложим венки в двух местах в Варшаве, которые дороги польским и русским людям", - сказал Яцек Каминьский из польско-российского комитета болельщиков "Дружеское соперничество".
Политики и футбольные функционеры с самого начала ждали от предстоящей игры неприятностей. Точнее, не от игры, а от поведения фанатов. Поляки играют дома, при поддержке трибун. Россияне высадили в польской столице многочисленный "десант", к тому же матч состоится в день российского государственного праздника.
А после того как российские болельщики объявили, что пройдут маршем по Варшаве за два часа до начала матча, напряженность достигла критического градуса. В итоге марш закончился беспорядками.

Груз прошлого
Провозглашенный основателем олимпийского движения Пьером де Кубертеном лозунг "Спорт - вне политики" всегда оставался благим пожеланием. Во всем мире болельщики склонны рассматривать исход спортивных соревнований не как личный успех или неудачу игроков своей команды, а как национальный триумф или, наоборот, национальное унижение.

А российско-польские отношения, по мнению специалистов, носят особый характер.
Как замечает писатель и историк Александр Бушков, народам свойственно выделять в окружающем мире "архиврага", которому приписываются все мыслимые отрицательные качества, и на которого сваливают вину за все неприятности. Почти 500 лет, от Столетней войны до Наполеона, такими "исчадиями ада" были друг для друга англичане и французы.

После освобождения от ордынского ига главным геополитическим оппонентом Москвы стало сначала Великое княжество Литовское, а после его объединения с Польшей в 1569 году - Речь Посполита.

Сначала борьба шла с переменным успехом: в конце XVI века польский король Стефан Баторий лихо бил армию Ивана Грозного, который, по замечанию современного исследователя Андрея Буровского, был грозен, в основном, для собственных замордованных подданных. В 1611-1612 годах полякам даже удалось временно захватить Кремль.

С конца XVII века баланс сил необратимо изменился в пользу России, а Польша стала, в основном, страдающей стороной.

130 лет аннексии и ликвидации польской государственности, три жестоко подавленных восстания, а в новейшей истории - пакт Молотова-Риббентропа, рассматриваемый поляками как "четвертый раздел", Катынь, еще 40 лет иноземного господства, да еще сопровождавшегося навязыванием коммунистической системы.

Подавление народных выступлений в Гданьске в 1956-м и 1970 годах и военное положение 1980 года были делом рук польских властей, но большинство граждан страны видели в них советских марионеток.

"Неблагодарные поляки"
При Николае I в центре Варшавы, где почти не было православного населения, демонстративно воздвигли гигантский православный собор, возвышавшийся над городом как символ чужой власти и национального унижения. Рушить храмы любой религии и конфессии - последнее дело, но стоит ли удивляться, что в 1918 году поляки снесли его до основания? Из окрестных деревень крестьяне приезжали на телегах, чтобы увезти камешек на память.

В середине позапрошлого века офицер императорской гвардии свободно мог жениться на немке-лютеранке, но в случае брака с полькой-католичкой должен был уйти в отставку.

В последние предреволюционные десятилетия бывали случаи, когда этнические поляки дослуживались в России до генеральских чинов. Некоторые авторы любят подчеркивать это обстоятельство, не задаваясь вопросом: может, те поляки с гораздо большим удовольствием служили бы в своей национальной армии?

Примерно в ту же эпоху в России невероятной популярностью пользовались выходившие в бумажных обложках детективные рассказы о приключениях сыщика Путилина. В одном из них лощеный мерзавец по имени Ян соблазнял и едва не доводил до гибели славную русскую девушку, в другом иезуиты разъезжали по Петербургу на извозчиках, рассыпая на мостовые ядовитый порошок.

Казалось бы, если поляки такие нехорошие, зачем держать их силой? Однако, когда американские политики поделились этим простым соображением с приехавшим в Портсмут на переговоры с Японией российским премьером Сергеем Витте, тот годы спустя снисходительно дивился в мемуарах их наивному идеализму.

Современные россияне нередко упрекают поляков и другие народы Восточной Европы в неблагодарности: мы освободили вас от фашизма! Один из основателей "Солидарности" Адам Михник ответил на это: если вы спасли женщину от насильника, вы герой, но это не дает вам права самому немедленно претендовать на интимную близость!

Судя по комментариям в Рунете, немало россиян категорически не желают хоть на миг посмотреть на вещи глазами поляков и почувствовать чужую боль, а только бессильно сжимают кулаки: а, вы воспользовались обстоятельствами, вступили в НАТО и торжествуете, думаете, что, как Колобок, от дедушки ушли и от бабушки ушли? Ужо мы вам, когда великая Россия поднимется с колен!

Неохота и думать, что произойдет, если подобные сантименты выплеснутся в Варшаве!

"Гонор" или свобода?
Вековой, по выражению Пушкина, "спор славян между собою" имел не только геополитическую, но и мощную идеологическую составляющую.

Во-первых, в XVI-XVII веках польские короли и шляхта считали святым долгом и чуть ли не главным смыслом существования своей страны обращение восточных "схизматиков" в лоно католической церкви. Многие современные историки считают это великой исторической ошибкой: если бы поляки проявляли больше терпимости и уважали веру, как великороссов, так и собственных православных сограждан, то и отношения сложились бы по-другому, и судьба Польши могла бы быть иной.

Во-вторых, два народа совершенно по-разному трактовали человеческое достоинство и отношения между человеком и государством.

Московия изначально развивалась как деспотическое "тяглое" общество, в котором служба царю рассматривалась как смысл жизни, а любые попытки ограничить его власть - как измена.

В Речи Посполитой XVI-XVII веков самый захудалый шляхтич, которому перед поездкой на сейм жена пришивала заплату на штаны, участвовал в выборах короля, являвшегося, по сути, пожизненным президентом со скромными полномочиями. Такого тогда не было даже на Западе.

Советский писатель Константин Паустовский, имевший в роду польские корни, вспоминал, как бабушка в детстве говорила ему: "Наши предки не были королями, но они были поважнее - они сами выбирали королей!"

Конечно, реально политику делали ясновельможные магнаты. Для шляхты устраивали пир горой, чтобы проголосовала как надо. Но сама необходимость угощать, заигрывать, просить, а не приказывать, делала человека личностью.

Шляхтич твердо знал, что он - пан, что его мнение драгоценно, а имущество неприкасаемо, что никто не смеет его ударить, не поплатившись жизнью, что даже если он совершит преступление, с ним будут разговаривать, по крайней мере, вежливо.

А русские дворяне сами себя именовали в официальных документах "худыми смиренными холопями". Потомка Рюрика царь мог оттаскать за бороду, а огневается сильнее - выдрать кнутом, как бродягу.

Поляк при случае толкал русского конем и кричал: "С дороги, москальский раб!" Русский обижался не на свою страну и правительство, а на "кичливого ляха". Вот мы вам покажем!

В определенный момент и "показали", благодаря преимуществу в размерах и грубой силе. Но поляки, даже побежденные, продолжали презирать своих победителей, а вся Европа была на их стороне. Россияне, включая великого Пушкина, не понимали, почему, обижались, писали отповеди "клеветникам".

Приливы сарказма вызывал польский обычай обращаться друг к другу "пан" и "пани" независимо от общественного положения, который впоследствии не смогли переломить даже коммунисты. Дескать, какой ты пан, если не богат и не близок ко двору, и какие вы совокупно паны, если не имеете непобедимой армии?

Еще до революции по поводу "панов" и "польского гонора" сложилась масса малопристойных шуток, одну из которых цитирует Михаил Шолохов в "Поднятой целине".

Накануне "освободительного похода" в сентябре 1939 года политруки внушали красноармейцам, что те идут "бить панов". После пересечения границы установку пришлось срочно менять: выяснилось, что в соседнем государстве "паном" является каждый мужчина.

Прошлое и будущее
В конечном итоге, шляхетская демократия плохо кончилась для польской государственности. Современные исследователи указывают на две причины.

Во-первых, поляки не смогли вовремя остановиться. Право "либерум вето", позволявшее одному-единственному шляхтичу своим вздорным голосом сорвать принятие любого решения, и право на конфедерацию и рокош, то есть на узаконенный мятеж против короля - это было явно чересчур.

Во-вторых, права шляхты сопровождались бесправием мещан и крестьян, что тоже делало государство непрочным.

Однако в России сделали свои выводы: вот к чему приводит отсутствие сильной власти. Польский опыт сделался аргументом во внутреннем политическом споре.

Впрочем, были и те, кому этот опыт казался привлекательным.

Термин "благородное шляхетство" официально употреблялся вплоть до екатерининского времени, пока не был окончательно вытеснен словом "дворянство".

Во время короткого междуцарствия, предшествовавшего восшествию на престол Анны Иоанновны, около 600 дворян подписали "прожекты", предлагавшие перестроить Россию на британский, шведский или польский "манир", и сколько еще участвовало в устных дебатах!

Впрочем, все это дела давно минувших дней. Сегодня между Россией и Польшей нет реальных трудноразрешимых противоречий. Двум народам нечего делить, кроме прошлого.

Помнить историю надо не для того, чтобы до бесконечности предъявлять друг другу претензии и культивировать в себе недобрые чувства, а чтобы вместе сказать: "Никогда больше!"