http://mono-theo.org/blog/shamanizm-u-skifov-kavkaztsev-i-irantsev 
 Написал ruhkz 03.06.2012
Профессор Копрюлюзаде: "наряду с распространением ислама среди среднеазиатских тюрков, некоторые шаманские элементы были ассимилированы мусульманскими мистиками. Например, согласно легенде, Ахмед Яссауи и некоторые из его дервишей были способны летать, превращаясь в птиц". Аналогичные легенды существовали о святых [ордена] Бекташи. 
Геродот оставил нам хорошее описание погребальных обычаев скифов. По окончании погребальных церемоний приступали к очищениям: на раскаленные камни бросали коноплю и вдыхали дым от нее; "скифы издают неистовые вопли удовольствия, находясь в этом дыму". Карл Мейли очень хорошо осветил шаманский характер этого погребального очищения; культ умерших, использование конопли, удушье и "крики" составляют по сути специфический религиозный комплекс, целью которого мог быть только экстаз. Мейли в связи с этим приводит описание Радловым подобного обряда на Алтае, во время которого шаман провожает в Ад душу умершей сорок дней назад женщины. В описании Геродота не обозначен шаман-проводник душ: он говорит только об очищениях, наступающих после погребальных церемоний. Но такие очистительные церемонии у многих тюрко-татарских народов совпадают с проводами шаманом умершего в его новое обиталище, Ад.
Меули обратил внимание на "шаманскую" структуру скифских загробных верований, на таинственную "женскую болезнь", которая, согласно легенде, рассказанной Геродотом, превратила многих скифов в "Энареев" и которую швейцарский ученый сравнивает с андрогинией сибирских и североамериканских шаманов, а также на "шаманское" происхождение Аримаспеи, и даже всей эпической поэзии вообще. Обсуждение этих мнений мы оставляем более компетентным специалистам. По крайней мере, один факт является достоверным: шаманизм и экстаз с использованием дыма конопли были известны скифам. Как мы сейчас увидим, применение конопли в целях достижения экстаза зафиксировано также у иранцев: именно иранское название конопли стало обозначенем мистического опьянения в Средней и Северной Азии.
Как известно, кавказские народы, особенно осетины, сохранили много мифологических и религиозных традиций скифов. Загробные концепции некоторых кавказских народов близки к представлениям иранцев, особенно в сюжетах перехода умершего по узкому, как волос, мосту, в мифе о Космическом Древе, верхушка которого касается Неба, а у корня бьет чудесный источник, и т.п.. С другой стороны, вещуны, визионеры и некроманты-проводники душ играют определенную роль у горных грузинских племен; важнейшими среди этих чародеев и экстатиков являются мессулетхе, которых набирают чаще всего среди женщин и молодых девушек. Их главная функция — сопровождать души умерших на тот свет; но они могут также воплощать их, и тогда умершие говорят их устами; проводник душ или некромантка, мессулетхе выполняет свою миссию в трансе. Все это в совокупности удивительно напоминает алтайский шаманизм. Но в какой мере данное положение вещей отражает верования и техники "иранцев Европы", то есть сармато-скифов, определить невозможно.
Мы отметили поразительное сходство между загробными концепциями народов Кавказа и иранцев. Действительно, в иранской погребальной мифологии существенную роль играет Мост Чинват; переход через него в некотором смысле определяет предназначение души и является трудным испытанием, структурно равнозначным инициационному: Мост Чинват является как бы "многогранной балкой" и разделен на несколько переходов; для праведных он просторный, "девять копий в ширину", а для безбожников — узкий, как "лезвие бритвы". Мост Чинват находится в "Центре Мира". В "Центре Земли", "на высоте 800 людей" возвышается Какад-и-Даитик, "Пик Суда", а Мост Чинват тянется от Какад-и-Даитик до самого Эльбруса; это означает, что мост соединяет в "Центре" Землю и Небо. Под Мостом Чинват открывается отверстие Ада: традиция представляет его как "продолжение Эльбруса".
Перед нами "классическая" космологическая схема трех космических областей, соединенных центральной осью (Колонна, Древо, Мост и т.д.). Шаманы свободно передвигаются между тремя зонами; умершие должны пройти через мост во время своего путешествия в потусторонний мир. Этот погребальный мотив мы неоднократно встречали и еще не раз встретим. В иранской традиции (по крайней мере в той форме, которая сохранилась после реформы Заратустры) существенным является то, что во время перехода души через мост происходит своеобразная битва между демонами, которые пытаются сбросить ее в Ад, и препятствующими им духами-покровителями (которых для этого призывают родственники умершего): это Аристат, "проводник земных и небесных существ", и добрый Вайу. На мосту Вайу поддерживает души набожных людей; души мертвых также приходят на помощь. Функция проводника душ, которую выполняет Вайу, может отражать "шаманскую" идеологию.
В Гатхах трижды упоминается этот переход через Мост Чинват. В двух первых фрагментах Заратустра, согласно интерпретации Ниберга, говорит о себе как о проводнике душ: те, кто соединился с ним в экстазе, легко пройдут через мост; безбожники, его противники, навсегда останутся "жителями дома Зла". Мост служит, по существу, не только переходом для умерших; он является, кроме того, — и мы неоднократно встречали его в этом значении — дорогой экстатиков. Именно в состоянии экстаза Арда Вираф переходит через Мост Чинват во время своего мистического путешествия. Согласно интерпретации Ниберга, Заратустра должен был быть экстатиком, очень близким к "шаману" по религиозному опыту. Шведский ученый считает, что в гатхическом термине мага можно найти доказательство того, что Заратустра и его ученики вызывали религиозные переживания посредством хорового ритуального пения, которое они совершали в закрытом, специально для этого отведенном пространстве. В этом особом священном пространстве (мага) становилось возможным сообщение между Небом и Землей, то есть, согласно повсеместно распространенной диалектике, священное пространство становится "Центром". Ниберг подчеркивает тот факт, что это сообщение было экстатической природы, и именно мистические переживания "певцов" сравнивает с настоящим шаманизмом. Эта интерпретация вызвала несогласие большинства иранистов. Заметим, однако, что подобие между экстатическими и мифологическими элементами, которые можно найти в религии Заратустры, с одной стороны, и шаманскими техниками и идеологией, с другой, интегрируется в более широкий ансамбль, который никак не указывает на "шаманскую" структуру религиозного опыта Заратустры. Священное пространство, значение песни, мистическая или символическая связь между Небом и Землей, мост погребения или посвящения — эти различные элементы, хотя и составляют общую часть азиатского шаманизма, тем не менее предшествуют ему и — не укладываются в него.
Во всяком случае, шаманский экстаз, вызванный дымом конопли, был известен в Древнем Иране. Бангха не упоминается в Гатхах, но в Фраваши-яшт говорится о некоем Пуру-бангха, "обладателе большого количества конопли". В Яшт говорится об Ахура Мазда "без транса и без конопли", а в Видевдат конопля демонизирована95. Мы считаем, что это доказывает полную враждебность шаманскому опьянению, которое, иранцы, вероятно, использовали и, видимо, в той же мере, что и скифы. Достоверно лишь то, что Арда Вираф обрел свое видение после употребления напитка из вина и "наркотика Виштасп", который усыпил его на семь дней и семь ночей. Его сон напоминает скорее трансы шаманов, поскольку, как говорится в "Арда Вираф", "душа Вирафа оставила тело и отправилась на Мост Чинват, на Какад-и-Даитик. Через семь дней она вернулась и снова вошла в тело". Вираф, как и Данте, посетил все места маздеистского Рая и Ада, видел страдания безбожников и награды для праведников. С этой точки зрения, его загробное путешествие следует сравнить с рассказами о шаманских нисхождениях, поскольку некоторые из них, как мы видели, также говорят о наказаниях для грешников. Представление Ада у шаманов Средней Азии подверглось, вероятно, влиянию восточных идей, особенно иранских. Однако это не значит, что шаманское нисхождение в Ад возникло из экзотического влияния; восточный вклад вызвал только развитие и украшение драматических сценариев наказаний; именно эти рассказы об экстатических путешествиях в Ад обогатились в результате восточных влияний; экстаз был намного более ранним, чем эти влияния (по сути, технику экстаза мы встретили и в архаических культурах, в которых невозможно подозревать влияния Древнего Востока).
Таким образом, мы не можем гадать о возможном "шаманском" опыте самого Заратустры, но не подлежит сомнению, что самая элементарная техника экстаза — опьянение коноплей — была известна древним иранцам. Ничто не мешает считать, что иранцы знали и другие составные элементы шаманизма, например магический полет (зафиксированный у скифов?!) или вознесение на Небо. Арда Вираф сделал "первый шаг" — и достиг сферы звезд, "второй шаг" — и достиг сферы Луны, "третий шаг" привел его к свету, который называют "высочайшим из высочайших", "четвертый шаг" — к свету Гаротмана. Независимо от космологии этого вознесения, символизм "шагов" — мы еще встретим его в мифе о рождении Будды — очень точно совпадает с символизмом "ступеней", или надрезов, на шаманском дереве. Вся эта совокупность символик тесно связана с ритуальным вознесением на Небо. А вознесения, как мы уже много раз замечали, составляют неотъемлемую часть шаманизма.
Значение опьянения, достигаемого благодаря конопле, подтверждается, с другой стороны, широчайшим распространением этого иранского термина в Средней Азии. Иранское слово bangha — "конопля", стало во многих угро-финских языках обозначением как специально шаманского гриба, agaricus muscarius (употребляемого исключительно в качестве интоксикационного средства до или во время сеанса), так и самого опьянения99: достаточно сравнить, например, вогульское (мансийское) панкх — "гриб" (agaricus muscarius), мордовское панга, панго или черемисское (марийское) понго — "гриб". В северовогульском языке панкх обозначает также "опьянение", "пьянство". В гимнах божествам также упоминается экстаз, вызванный интоксикацией грибами. Эти факты доказывают, что магико-религиозный престиж интоксикации в экстатических целях имеет иранское происхождение. Бангха, вместе с другими иранскими влияниями в Средней Азии, к которым мы еще вернемся, свидетельствует о высоком религиозном авторитете Ирана. Возможно, что техника шаманской интоксикации у угро-финнов имеет иранское происхождение. Но какое это имеет отношение к первоначальному шаманскому опыту? Наркотики являются только вульгарным заменителем "чистого" транса. Мы уже имели возможность зафиксировать у нескольких сибирских народов тот факт, что интоксикации (алкоголь, табак и т.п.) являются недавними нововведениями и знаменуют собой определенный упадок шаманской техники. Наркотическим опьянением пытаются имитировать духовное состояние, которое уже не удается достичь иным способом. Упадок и, следует добавить, вульгаризация мистической техники, как в Древней и современной Индии, так и на всем Востоке, — повсюду мы встречаем это странное смешение "трудных" и "легких" путей достижения мистического экстаза или какого-либо иного решающего переживания.
В мистических традициях исламизированного Ирана нелегко отличить то, что является народным наследием, от того, что отражает влияние ислама или Востока. Однако не подлежит никакому сомнению, что многие легенды и чудеса, зафиксированные в персидской агиографии, относятся к универсальным основам магии, особенно к шаманизму. Достаточно просмотреть два тома "Святых дервишей" Уара, чтобы на каждой странице обнаружить чудеса в традициях чистейшего шаманизма: вознесения на Небо, магические полеты, исчезновения, хождение по воде, исцеления и т.п. С другой стороны, следует также помнить о роли гашиша и других наркотиков в исламской мистике, хотя самые чистые из святых не пользовались такими суррогатами.
Наконец, наряду с распространением ислама среди среднеазиатских тюрков, некоторые шаманские элементы были ассимилированы мусульманскими мистиками. Профессор Копрюлюзаде говорит, что, "согласно легенде, Ахмед Яссауи и некоторые из его дервишей были способны летать, превращаясь в птиц". Аналогичные легенды существовали о святых [ордена] Бекташи. В XIII веке Барак Баба — основатель ордена, характерным ритуальным знаком которого была "прическа с двумя рогами", — публично показывался верхом на страусе, и легенда гласит, что "под влинием своего всадника страус немного летал". Возможно, что эти детали действительно обусловлены влиянием тюрко-монгольского шаманизма, как утверждает этот ученый-тюрколог. Однако способность превращаться в птицу присуща идеологии любого вида шаманизма, как тюрко-монгольского, так и арктического, американского, индийского или океанийского. Что касается появления страуса в легенде о Барак Бабе, то здесь скорее следует заподозрить южное происхождение.
Источник: (М.Эллиаде: Шаманизм. Архаические техники экстаза)