Борис Фаликов 

пятница, 21 августа 2009 года, 09.53

Контркультура приказала долго жить, а красочные подробности вишнуитского индуизма — косички на бритых головах, тилаки на лбу, зажигательные танцы и песнопения, изготовление ритуальной пищи (прасада) и т.д. — по-прежнему востребованы. И мало кто помнит, что свою экспансию на Запад индуизм начинал совсем иначе.

Московские кришнаиты отметили свой главный праздник — Джанмаштами, день явления Кришны. Сделали они это по обыкновению весело, танцам и песням не помешала дождливая погода. С поздравлениями выступили не только послы Индии и Маврикия (этим уже не удивишь), но и новый префект Северного округа Олег Митволь, что было неожиданно. Кришнаиты уже долгое время ведут тяжбу с московскими властями на предмет строительства храма, но воз и ныне там. Митволь упрямо называл конфессии концессиями и кришнаитов причислил к «концессиям традиционным» (против чего категорически выступает РПЦ), но, зная его бурное прошлое, можно предположить, что теперь дело сдвинется с мёртвой точки. Во всяком случае, кришнаиты на это явно рассчитывают.

Романтическая мечта о магическом слиянии с природой пришлась по нутру не только обеспеченным горожанам Запада, но и нашим, вовсе необеспеченным. Разница в том, что на тех цивилизация не только давит, но и приносит какие-то блага. На наших же просто давит. Поэтому у отечественных неоязычников к романтизму примешивается добрая доля утилитаризма.

Читать дальше

Но меня на празднике удивило другое — наши поклонники Кришны больше не смотрелись ряжеными. Если первые их походы по Арбату двадцатилетней давности походили скорее на экзотический маскарад, то теперь дхоти и сари они носили с большей естественностью. Да и вообще вели себя непринуждённо. Однако чему тут удивляться? Многие из них уже побывали в паломничестве на родине Кришны, на смену подпольным самоучкам первого поколения пришли люди, специально обученные. Но на Западе кришнаизм стал распространяться несколькими десятилетиями раньше, да и возможностей у тамошних адептов посетить Индию было больше. И всё же у них сохранилась та аффектация, которая всегда отличает ряженых. У наших она прошла.

Кришнаиты под началом Бхактиведанты Прабхупады изначально пытались экспортировать индуизм, не лишая его культурной оболочки. Проще говоря, без оглядки на чужой образ жизни. Это было их фирменным ноу-хау. В 60—70-е годы прошлого столетия такой подход ловко срифмовался с карнавальным духом контркультуры. Дети-цветы облачались в столь фантастические наряды, что сари и дхоти на их фоне не слишком выделялись. Но контркультура приказала долго жить, а красочные подробности вишнуитского индуизма — косички на бритых головах, тилаки на лбу, зажигательные танцы и песнопения, изготовление ритуальной пищи (прасада) и т.д. — по-прежнему востребованы. И мало кто помнит, что свою экспансию на Запад индуизм начинал совсем иначе.

Когда в конце XIX века он проснулся от долгой спячки и занялся миссионерством на чужбине, самыми привлекательными в нём были не песнопения и сакральные сладости, а философия адвайта-веданты. Она утверждала: мир всего лишь иллюзия, майя, но не отчаивайтесь, божество живёт внутри вас, станьте им — и майя рассеется. Придавленных цивилизацией европейцев и американцев такое бегство в бездны собственной психики впечатляло. Недаром основоположник глубинной психологии Карл Густав Юнг совершил большую поездку в Индию, а через много лет во время пережитого им состояния клинической смерти увидел йога, совершающего в позе лотоса полёт в безбрежном космосе. Его поклонник и большой индофил Герман Гессе с чувством пересказал притчу о заключённом, который нарисовал на стене узилища тропку, чтобы сбежать по ней от майи. Тюремщики пришли, а камера пуста. Вот он, радикальный выход из положения.

Но таким ли радикальным он был? Ведь поклонники веданты совершали своё бегство умозрительно — в тиши кабинета. Нынешние индофилы уступают предшественникам в интеллектуальной изысканности и предпочитают делать это вживую. Глобализация дала любопытный побочный эффект. Мы всё чаще встречаемся с адептами иных религий в собственной среде. И они, чтобы не раствориться в ней, начинают придавать всё большее значение внешним атрибутам своей религии. Приобретают те важное символическое значение и для нас. Отсюда жар, с которым ведутся споры об уместности ношения хиджабов, тюрбанов и т.д. Но по этой же самой причине и обращение в иную религию начинается с принятия внешних атрибутов. Практика опережает теорию, вначале образ жизни, а тонкости доктрины потом.

Кришнаиты на этом рынке религиозных услуг занимают почётное место. Во-первых, потому что они ветераны, а во-вторых, потому что их теория прекрасно поддерживает практику. Майя, она, конечно, майя, но как прихотлива и прекрасна в своих загадочных узорах! Полна обворожительных звуков, красок и вкусов — всё это можно продегустировать, а если повезёт, увидеть и само божество, которое, подобно нам, наслаждается, танцует и поёт. Но не в этом мире, а в запредельной Вайкунтхе, и потому его наслаждения вечны. Там он и поджидает своих преданных. Согласитесь, такая эсхатологическая перспектива весьма привлекательна. Особенно если песни и танцы начинаются уже на этой земле, где серое однообразие давит на тебя всей своей мощью. Прочь от скуки к красочному веселью, которое при должном усердии может продлиться вечно.

Интерес к религиозной экзотике растёт везде, и кришнаиты умело балансируют на гребне волны. Их улыбчивых гуру привечают с любовью и на Западе, но, судя по всему, у нас к ним прислушиваются внимательней. Россияне с особым удовольствием ныряют в кришнаизм с головой. Фестивали проводятся регулярно, это не только Джанмаштами, но и Гаура-пурнима, Харинама, Ратха-ятра, всех не перечесть. И на недостаток участников и зрителей они не жалуются. В чём причина?

На Западе церковь хоть и подверглась нашествию секуляризации, но религиозная культура в обществе сохранилась. Более того, в последние годы она наполняется новыми токами и заметно оживает. В протестантизме на подъёме харизматические движения с их проникающими в самую гущу жизни экстатическими переживаниями. В католицизме, особенно на юге Европы, возрождается традиция народных шествий вроде того, что можно увидеть в итальянском Бари на праздник Николая Угодника. Статую святого несут, раскачивая её, как корабль на волнах (напоминание о том, что мощи прибыли в город морским путём). И делают это под такие зажигательные марши, куда там кришнаитским киртанам. А потом устраивают грандиозный фейерверк, и статуя будто оживает в небесных всполохах под ликующие вопли толпы. Оторваться от всего этого и окунуться с головой в не менее красочную, но чужую культуру особо не тянет. Зачем, когда есть своя? Вот и для тех, кто увлёкся ею всерьёз, она, по уверениям западных социологов, нередко остаётся временным пристанищем. Может быть, поэтому даже они оставляют впечатление ряженых.

Не то в России. Разрыв между православием и бытовой культурой, начавшийся с Петровских реформ, в советское время пришёл к логическому концу. Народное православие в стране практически не сохранилось, большевики потрудились не на страх, а на совесть. Оно осталось в том баснословном прошлом, которое, как град Китеж, ушло под воду забвения. Попытки отстроить град заново, которые предпринимает православная церковь, не приносят желанных результатов. Многочисленные фестивали и выставки чаще всего выливаются в казённые предприятия с этнографическим гарниром. Веселье на них какое-то натужное, даже на Масленицу народ оттягивается в основном за счёт алкоголя. Удивительно, но статные девицы в кокошниках в большей степени кажутся ряжеными, чем юные кришнаитки в своих разноцветных сари, которым даже дождь не помешал самозабвенно отплясывать ритуальные танцы. Биение жизни ощущалось сильнее. Так же чинно и благопристойно отмечают православные паломники и день Николая Угодника по старому стилю в Бари. С буйным итальянским праздником сравнить это крайне трудно.

Не в этом ли причина популярности кришнаизма в России? Наши реконструкции ушедшей религиозной культуры вялы и безжизненны, вот народ легко и самозабвенно и увлекается чужой, но зато напрямую связанной с сокровенной сердцевиной. А индусская культура именно такова. Вокруг сакрального центра в ней вращается колесо жизни с песнями, плясками, барабанами, колокольцами и священной пищей. Всем тем, с чем у нас вначале боролись как с языческой дикостью, а потом как с пережитками и суевериями. Борьба оказалась успешной. И теперь всё это приходится завозить из далёкой Индии. Вот экзотический цветок и прижился на заброшенной почве.