Перемирие на востоке Украины, по мнению "Морячка", висит на тонком волоске, и достаточно одного движения затвора автомата, чтобы брат снова пошел на брата.
"Я не верю в перемирие, и не знаю, где конец этой войне. Украина перешла ту границу, где можно садиться и договариваться", — убежден Дмитрий.
Его боевые друзья, оставшиеся на защите ДНР и ЛНР, рассказывают, что украинские военные, несмотря на объявленное перемирие, стягивают технику, в том числе импортную. Оголены северные и западные рубежи страны, вся ударная мощь армии сосредоточена на юго-востоке.
"У меня в группе было два парня со Славянска, — вспоминает он. — У одного расстреляли отца, когда мы оставляли город, а у другого — мать, отца и 14-летнюю сестру. Ну кто такое простит?".
Обратного пути у народных республик нет
Дмитрий уверен, что обратного хода для народных республик нет. Снова вернуться в Украину никто не захочет — слишком большая цена уплачена, слишком много судеб исковеркано и положено жизней. Уже никогда не простить сожженные дома, расстрелянные семьи, не объяснить детям, почему киевские власти санкционировали убийства их отцов и матерей.
По словам "Морячка", штаб ополчения достаточно скрупулезно вел учет погибших — потери украинских войск по ротам составили около 28 тысяч человек, свои потери — около 8 тысяч. Такая разница обусловлена тем, что украинская армия постоянно наступала, особенно много солдат положив под Славянском.
"На Саур-Могиле (стратегическая высота близ донецкого Шахтерска) реально видел: когда ее захватили украинские военные, они выкапывали рвы — вывозить своих убитых не стали, так как были в оперативном окружении, поэтому засыпали безымянно. Солдаты там лежат, наверное, по сей день. Я видел эти могилы, когда земля оседает, и оттуда торчат руки, ноги",- вспоминает Дмитрий.
Бойцов трудно не только уберечь, но и похоронить
"У меня был боец во взводе, сам из Славянска, начал войну с самого начала. Не был ни ранен, ни контужен. В армии раньше служил украинской, пограничником был. Хороший солдат. Как-то на одном из привалов отозвал меня в сторону и говорит: "Морячок, выйти хочу, так устал", — вздыхает Дмитрий.
"Хотя бы два пальца будут работать — поеду обратно"
"Морячок" был не единственным крымчанином, отправившимся в Новороссию. Правда, многие вернулись домой в цинковых гробах — такова цена права называться героем и настоящим мужчиной, готовым рискнуть всем ради мирного будущего своих детей. По традиции, с крымскими бойцами прощались тихо, только узким кругом, в симферопольском "Доме офицеров".
Когда погибает один — это трагедия, когда второй, третий — это война. Над всеми не наплачешься, всех не пережалеешь. Морячок признается, что после войны трудно привыкнуть к гражданской жизни, к тому, что твое плечо уже не чувствует тяжесть автомата. Тянет обратно, ведь там все ясно, есть черное и белое, есть враг и есть друг. Там ценишь друзей, ведь в любую секунду война может забрать их у тебя навсегда.
"Если с рукой все будет нормально, хотя бы два пальца будут работать, я поеду обратно",- говорит доброволец.
Война в Новороссии — война за правое дело, а те из ополченцев, кто на ней погиб — настоящие герои, считает "Морячок". И верит, что имена отдавших жизни за будущее Новороссии будут высечены на гранитных плитах и останутся в сердцах потомков.
